Сергей упал на диван, словно в какой-то истоме или внезапно опьянев. Для него перестало существовать что-либо, кроме ее губ и ее рук. Эти руки раздевали его, а губы целовали его тело. Он пытался отвечать на поцелуи, и иногда его горячие губы соприкасались с холодной кожей Лизы. А потом свет перемешался с тьмой, звуки с тишиной, и Лиза растворилась в этих ощущениях. Он не почувствовал только Дного: как Лиза приникла к его артерии на шее своим ртом, впилась будто ставшими ярче губами в кожу, а зубами осторожно прокусила. Сергей ощутил где-то на вершине сознания маленький укол, но сам он находился гораздо глубже. Еще через секунду он совсем потерял сознание. Последнее, что уловил его мозг, это раскаленные угли, прижатые к его шее. Ее губы.Губы. Толстые и противные на вкус. А может, и не губы вовсе, а язык. Высохшее горло, тупая резь в башке. Подсохшая, сладковатая слюна в уголках рта. Узнали? Ага, он самый и есть. Запой.
Я с ненавистью продрал глаза. Нестерпимо хотелось в туалет. Но для этого необходимо выбраться из постели. Под одеялом тепло, а снаружи холодно. А может, ну его? Сделаю прямо здесь. Нет, Мокро будет. Что лучше — холодно или мокро?.. Или, в принципе, можно на пол. Нет. Вонять будет. А не все ли равно?Ладно. Надо вставать. Итак, три-четыре! Я сильным движением руки отбросил одеяло. То есть попытался отбросить — рука дернулась и осталась лежать, где лежала. Ноги тоже слушаться не хотели. Зато хотелось в туалет все сильнее. Тогда я решил пойти на радикальные действия — напрягая все мышцы одновременно, я судорогой сбросил себя с дивана. Вот так! Прямо мордой об пол! Зато как в голове сразу посвежело!Опираясь на все, что только можно, цепляясь за стены, я, как раненый красноармеец, припадая на обе ноги, добрался до вожделенного санузла. Судя по лужицам вокруг толчка, когда-то я уже пытался справить нужду, но не слишком успешно. Так и есть — ширинка расстегнута. В этот раз нужно получше прицелиться.Вот так… Уф! Как хорошо!.. Я посмотрел на свой орган и неожиданно произнес, обращаясь к нему:— Вот видишь — когда тебе надо, я встаю!..Пытаясь побороть приступы внезапного и тупого смеха, я оперся о стену и застегнул ширинку. Ох… Умыться, что ли?Из зеркала над раковиной на меня смотрел какой-то неандерталец. Впрочем, неандерталец — это много. Гиббон. Макак суматранский, страдающий болезнью Дауна. Господи, и с таким лицом придется выползать на улицу! А не выползать нельзя — водяра иссякла, И жрачка, кажись, тоже.Я переместился на кухню и среди выстроившейся батареи «Смирновок» попытался отыскать непустую. Фигли. Тогда я стал по очереди переворачивать их кверху дном над немытой фарфоровой чашкой в красный горошек. Закон гласит: из пустой бутылки можно накапать еще сорок капель. Семь помножить на сорок — это будет… Двести восемьдесят. Уже кое-что.Но двести восемьдесят капель мне выжать из тары не удалось. Испарилось все за ночь. Закрывать надо бутылки. Да хрена ее закроешь после пол-литра, когда свои пальцы с трудом видишь, не то что крышку. Да и на фиг ее закрывать, пустую…Значит, все-таки придется идти. На холодильнике я наскреб кое-какую мелочь, мятые бумажки — последнюю наличность, оставшуюся с прошлого похода в магазин. В прихожей я еще раз окинул себя взглядом. Небритая рожа, мятая одежда, в которой я сплю, мутный взгляд, шаткая походка, вибрирующие конечности — типичный советский алкаш. Только авоськи с «посудой» не хватает для полноты картины, В таком виде лучше сидеть дома. И буду сидеть, вот только запасусь горючим. А вообще, кому какое дело, как я выгляжу? Хочу — пью, хочу — колюсь, хочу — вообще из окна бросаюсь! У нас демократия и свобода личности!— А кому какое дело?! — крикнул я и прислушался к звукам своего голоса. Затем открыл дверь и вышел на лестницу.Август перевалил за середину. Про жару давно уже забыли, зато дожди шли совсем по-осеннему. Обходя огромную лужу у подъезда, я почувствовал приближение жажды. Глядя на воду, хотелось пить. Но не воду, разумеется. Я ускорил шаг.Самое лучшее в нашем чертановском магазинчике — это винно-водочный отдел. Красота! Фирма! Бутылки стройными рядами — ей-ей, солдаты на параде. Я вообще-то человек мирный, но такие парады люблю. И была бы моя воля — командовать парадом оставил бы бутылку «Смирновки». Настоящий боевой генерал! Жуков на белом коне!..Молоденькая продавщица встретила меня сочувствующим взглядом. Вот этого не надо. Этого я не люблю, особенно сейчас. Никто тебе, киса, права на такой взгляд не давал. Даже то, что мы с тобой кадрились еще недавно. Напоминаешь ты мне того бодренького двадцатичетырехлетнего паренька, которого я всеми силами забыть пытаюсь. Не смотри на меня так, киса. А то… обижусь.— Три… Нет, четыре «Смирнова», — процедил я, выгребая на прилавок деньги. Типичные алкашеские деньги — мятые и грязные. Все должно быть в одном стиле — и рожа, и одежа, и деньги.Девушка молча достала водку. Приласкав прохладные бутылки руками, я еще сильнее захотел пить. И башка разболелась. Теперь быстренько хлеба и колбасятины купить — и домой.Я со свойственной лишь запойным пьяницам вихляющей проворностью забежал в продуктовый отдел, покидал все в полиэтиленовый мешок и заспешил домой. Ну, вот и все. Никаких больше сочувствующих и презрительных взглядов, никаких флюидов. Сейчас приду, натрескаюсь — и нирвана!.. Я так торопился, что решил не обходить лужу.Вода скопилась в большой выбоине. Я про нее совсем забыл, хотя была она в асфальте уже больше года. Полет мордой вниз был мучительно медленный. Реакция старого тэквондиста подставила руки, чтобы самортизировать падение, пакеты выпали, и бутылки с веселым звоном дополнили своим содержимым лужу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85