Солнце поднялось над самыми высокими крышами домов, но он не видел света, за исключением угасающего скорбного мерцания. Прохожие, возможно, были похожи на всех остальных людей, но он видел их сквозь призму своего несчастья, и они казались юноше вурдалаками и демонами, спешившими по своим гнусным надобностям по улицам некрополя.
В отчаянии он с горечью вспоминал прошлый вечер, когда они вместе с Илейт в сумерках вошли в Зуль-Бха-Сейр. Девушка ехала верхом на единственном верблюде, пережившем их переход по пустыне, а он шел рядом с ней, усталый, но довольный. Розовый пурпур вечерней зари, окутывавший городские стены и купола, и желтые глаза ярко освещенных окон придавали окрестностям вид прекрасного безымянного города мечты, и они планировали отдохнуть в нем день или два, прежде чем продолжать долгое и изнурительное путешествие в Фараад, столицу Йороса.
Это путешествие было предпринято в силу необходимости. Фариом, юноша из знатного, но обедневшего рода, был изгнан из Ксилака из-за политических и религиозных убеждений его семьи, не совпадавших с воззрениями правящего императора, Калеппоса. С молодой женой, с которой они только что поженились, Фариом отправился в Йорос, где поселились его дальние родственники, готовые предложить ему свое гостеприимство.
Они путешествовали с большим караваном торговцев, идущим прямо на юг до Тасууна. За границами Ксилака, в красных песках Целотианской пустыни, на караван напали разбойники, убившие большинство путешественников и разогнавшие немногих уцелевших. Фариом и его жена, которым удалось сбежать на своих верблюдах, заблудившись, очутились одни в пустыне, и, потеряв дорогу в Тасуун, нечаянно пошли по другой тропе, приведшей их к Зуль-Бха-Сейру, обнесенному высокой стеной городу на юго-западном краю пустыни, не входившему в их маршрут.
Войдя в Зуль-Бха-Сейр, юная чета из соображений экономии остановилась на постоялом дворе в бедном квартале. Там ночью Илейт настиг третий приступ каталептического недуга, которым она страдала. Лекари Ксилака распознали истинную природу предыдущих приступов, произошедших до ее замужества с Фариомом, и их искусное врачевание дало свои плоды. Казалось, ее болезнь больше не вернется, но утомление и трудности долгого путешествия несомненно стали причиной третьего приступа. Фариом был уверен, что Илейт поправится, но врач, Зуль-Бха-Сейра, поспешно вызванный перепуганным хозяином, утверждал, что она действительно мертва, и, подчиняясь странному закону этого города, без промедления доложил об этом служителям Мордигиана. Отчаянные протесты несчастного мужа оставили без внимания.
Казалось, была какая-то дьявольская предопределенность во всей цепи обстоятельств, из-за которых Илейт, все еще живая, хотя внешне и не отличимая от мертвой, попала в лапы приверженцев бога склепов. Фариом до одури раздумывал об этой предопределенности, в яростной, бесцельной спешке шагая по извилистым людным улицам.
К неутешительным сведениям, полученным им от хозяина гостиницы, он прибавлял все новые и новые смутно вспоминаемые легенды, которые слышал в Ксилаке. Воистину зловещей и сомнительной была слава Зуль-Бха-Сейра, и он удивлялся, как мог забыть об этом, и последними словами ругал себя за эту кратковременную, но ставшую роковой забывчивость. Уж лучше бы Илейт вместе с ним сгинула в пустыне, чем вошла в широкие ворота ужасного храма смерти, вечно распахнутые в ожидании добычи, как велел обычай Зуль-Бха-Сейра.
Это был большой торговый город, куда заходили иноземные путешественники, но не задерживались надолго из-за омерзительного культа Мордигиана, незримого пожирателя мертвых, который, как полагали, делил добычу со своими закутанными служителями. Говорили, что мертвые тела несколько дней лежали на столах в темном храме, и бог не приходил за ними до тех пор, пока они не начинали разлагаться. Люди между собой шептались о еще более гнусных вещах, о святотатственных обрядах, проходивших в подземельях вурдалаков, и о немыслимых целях, для которых использовали тела, прежде чем Мордигиан призывал их к себе. Во всех других землях удел тех, кто умирал в Зуль-Бха-Сейре, стал угрожающей поговоркой и проклятием. Но для обитателей города, выросших с верой в этого кровожадного бога, он был лишь обычным и ожидаемым видом погребения умерших. Могилы, гробницы, катакомбы, погребальные костры и прочие раздражающие ухищрения благодаря этому в высшей степени полезному божеству стали ненужными.
Фариом был поражен, увидев на улицах людей, полностью поглощенных своими повседневными делами и хлопотами. Проходили носильщики с кипами хозяйственных товаров на плечах. Купцы сидели на корточках у своих лавок, как ни в чем не бывало. Покупатели и продавцы громко торговались на базарах. Женщины смеялись и беззаботно болтали у своих дверей. И лишь по пышным одеждам в красных, черных и фиолетовых тонах и по странному грубоватому произношению юноша мог отличить жителей Зуль-Бха-Сейра от таких же чужестранцев, как и он сам. Пелена кошмарного мрака начала потихоньку спадать с его сознания, и постепенно, по мере его передвижения по городу, зрелище повседневной жизни, окружавшей его со всех сторон, помогло ему немного умерить свое безумное неистовство и отчаяние. Ничто не могло рассеять ужас его потери и бесславной судьбы, угрожавшей Илейт. Но сейчас с холодной логикой, порожденной печальной необходимостью, Фариом начал обдумывать неразрешимую, на первый взгляд, проблему спасения жены из храма бога-вурдалака.
Он постарался придать своей лихорадочной ходьбе вид праздной прогулки, чтобы никто не мог догадаться о тяжелых мыслях, разрывавших его изнутри.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13