Гейлард испытывал почти религиозные чувства, когда размышлял о едва вообразимом диапазоне форм внеземной жизни, представлявшемся ему более характерным для божественного начала, чем для любого иного проявления жизни. В марсианском растении Гейлард видел сочетание, апофеоз животной и растительной жизни. Это было совершенно, самодостаточно и независимо от менее сложных форм жизни в этом мире смешанных форм. Все, это рождало ощущение вечного долголетия, возможно и бессмертия. И какому загадочному космическому сознанию можно было бы все это приписывать на протяжении циклов развития! Какими необычными чувствами и органами чувств могла бы обладать такая жизнь! Какой мощный потенциал (за пределами уже достигнутого) мог бы иметь место у более ограниченных, более конечных форм! Многие спутники Гейларда ощущали то же самое, но в меньшей степени.При виде такой необыкновенной аномалии они забывали о нераскрытых загадках космического корабля и их путешествия по беспредельным просторам. Но Стилтон и его единомышленники-консерваторы были возмущены необъяснимой природой Марса. И если бы они были религиозны, то выразили бы свои возмущение и ярость, заявив, что это чудовищное растение, так же как и беспрецедентные события (нежелательные, но имевшие место), полны страшной ереси и богохульства Грешем, который осматривал окрестности с важным и загадочным видом, первым нарушил тишину. «Где же скрывается местное правительство? — вопрошал он. — Кто же, черт возьми, здесь у власти? Ну, мистер Гейлард, вы, астрономы, много о Марсе знаете! Нет ли где-нибудь в этой богом забытой дыре Американского консульства?»Гейлард был вынужден сообщить, что нет на Марсе консульской службы и что такая форма правления на этой планете, а также ее официальное местонахождение, представляют собой открытую проблему. «Однако, — продолжал он, — я бы не удивился, если бы узнал, что мы сейчас находимся в присутствии единого и верховного правителя марсианских владений». — «Ха! Я не вижу никого!» — признал Грешем, недовольно нахмурившись, оглядывая трепещущие массы листвы и «голову» огромного растения, имеющую очертания горы. Слова Гейларда было далеко за пределами интеллектуальной орбиты Грешема.Гейлард осмотрел возвышающуюся верхушку растения с увлечением и исключительным интересом. С одной стороны на расстоянии он разглядел особые отдельные отростки, либо сморщенные, либо рудиментарные, напоминающие опущенные вниз бивни. Они были величиной с тело человека и, казалось, могли и далее расти. Представлялось, что растение выбросило эти ростки с какой-то целью и позволило им высыхать, когда цель оказалась достигнута. Эти отростки сохраняли нехитрое сходство с человеческими членами и имели необычные дополнительные функции: это были наполовину руки и наполовину щупальца, как если бы они были смоделированы с какого-то экземпляра неизвестного марсианского животного мира. Прямо под ними, на земле, Гейлард заметил беспорядочно разбросанные странные металлические инструменты, необработанные листы и бесформенные слитки того же медного материала, из которого был изготовлен космический корабль.По— видимому, ранее на этом месте находилась корабельная верфь, хотя там не было стапелей, какие обычно используются при строительстве кораблей. Странный намек на правду промелькнул в мозгу Гейларда, когда он осматривал металлические обломки, но он был слишком ошеломлен всеми произошедшими чудесами, а также тем, что выяснил и в чем удостоверился, чтобы передать свои предположения коллегам.Между тем вся группа обошла просеку, занимавшую несколько сот ярдов. Один из астрономов, Филипп Колтон, второй специальностью которого была ботаника, рассматривал зубчатую листву сверхгигантских ползучих растений со смешанным чувством крайнего интереса и недоумения. Ветви были окаймлены перистыми иглами, покрытыми пухом; каждая из этих игл была четырех футов длиной и трех-четырех дюймов толщиной, и возможно, иглы имели полую трубчатую структуру. Ветви отходили от стебля массивами, параллельными земле, создавая горизонтальную ткань леса, и опускались до самой земли в виде плотных чешуевидных слоев.Колтон вынул из кармана складной нож и попытался отделить одну часть от перистого листа. При первом же соприкосновении с острым лезвием вся ветвь резко отпрянула назад, за пределы досягаемости, затем она качнулась вперед и нанесла Колтону тяжелый удар, который отбросил его на землю, и нож улетел на значительное расстояние.Если бы не более низкая сила притяжения Марса, Кол-тон получил бы при падении серьезную травму. Как бы то ни было, он лежал бездыханным, у него был ушиб; с нелепым удивлением смотрел он на огромную ветвь, которая приняла прежнее положение, и теперь она только трепетала в такт с ритмичным дрожанием стебля.Растерянность Колтона была замечена коллегами; и сразу же, как если бы это происшествие развязало им языки, среди них возник разноголосый спор. Для всех более не оставалось сомнений в аномальной либо полуаномальной природе роста растения. И даже разгневанный и разъяренный Стилтон, считавший, что нарушаются самые святые законы честности в науке, был вынужден допустить наличие биологической загадки, не объяснимой в понятиях ортодоксальной морфологии.Гейлард, который старался не принимать участия в дискуссии, предпочитая размышлять над собственными мыслями и догадками, продолжал наблюдать нарастание пульсации. Он стоял немного в стороне от остальных и ближе всех к мясистой и пористой голове растения и вдруг заметил выброс нового отростка, появившегося на расстоянии около четырех футов над землей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37