Кто за ними жил. Какую веру здесь исповедовали. Это не знания. Это только пустой сосуд. А в сосуде важно то, что налито внутри.– Что ж, когда-нибудь я доберусь и до этого.Старик медленно покачал головой.– Вы мне не верите?– Верю. Только не могу предостеречь.Гоги всерьез начал злиться.– От чего вы хотите предостеречь? Вы считаете, что знания вредны? Лучше оставаться дремучим не веждой?Старик помолчал. Глаза его смотрели куда-то вдаль, сквозь Георгия, будто видели что-то недосягаемое там, за вершинами, в синеватой дымке.– Давно, когда эти горы ещё не родились, здесь жили Древние. Они казались себе всемогущими, как боги… А может быть, они действительно были таки ми… Вот как ты сейчас.– Я вовсе не…– Ты не думаешь, что могущество – лишь одна из разновидностей невежества? – спросил Тхыйонг.– Почему вы так говорите?– Потому что ты прав: знание бывает опасным для того, кто им обладает. Древние это поняли… Но было слишком поздно. Они уже ничего не могли изменить. Им хватило времени лишь на то, чтобы оставить Шар… Он помолчал.– Многие поколения моих предков владели Шаром. Они были назначены его Хранителями и Жрецами…– Ваши предки принадлежали к какой-то религиозной секте?– Они были Бон-по.Понятно, подумал Георгий. Бон-no, черная религия. Антипод буддизма.– Все они были сильнейшими магами, причем их сила возрастала из поколения в поколение. Но они знали: исчезнет Шар – и кончится их могущество, а вскоре прервется их род на Земле. Они слишком зависели от Шара… И он наказал их, как наказал Древних.«Красиво, – отметил про себя Гоги. – И достаточно ново: существует множество ветвей Бон-no, но о секте шаропоклонства я что-то нигде не встречал упоминания. Тем более что Шар для них – не какое-то абстрактное божество вроде богов свастики, олицетворяющих силы природы, а вполне конкретный предмет (или существо?), оставленный древней вымершей цивилизацией».– Я – последний в роду, – тяжело проговорил старик. – Люди называют меня Тхыйонг, но они ошибаются. Последним Тхыйонгом был мой отец.Гоги вдруг почувствовал ком в горле. Последний в роду… Каково это чувствовать изо дня в день?– У нас не было принято брать учеников со стороны. Шар это запрещал. Но однажды зимой, несколько лет назад, мой отец нашел на перевале человека. Это был не тибетец. Черты лица его напоминали твои или тех, кто пришел с тобой и живет в матерчатых домиках.– Европеец? – удивился Гоги.– Он почти замерз, – продолжал старик, – пролежав много времени в снегу… Но отец спас ему жизнь. А потом взял его в ученики.– Но почему он не сделал продолжателем вас, своего сына?– Потому что Шар не захотел разговаривать со мной. А его принял сразу, будто ждал долгие годы.Голос старика был ровен и беспристрастен. Но Гоги видел: старая рана, почти затянувшаяся под бременем лет, снова открылась, причинив ноющую тупую боль.– Я на коленях умолял отца не доверять пришельцу. А он только посмеивался надо мной. Он считал, что мной движет лишь зависть… А мной двигал страх. Однажды я даже попробовал отравить пришельца. Я приготовил для него самый хитрый яд, который только знал… Он должен был подействовать. Но не подействовал.– И что?– Пришелец выжил. Отец снова спас его никчем ную жизнь. А меня… Меня он выгнал из дома.Старик замолчал.– А что было потом? – осторожно спросил Георгий.– Потом пришелец убил моего отца.
Старик тибетец исчез на следующее утро. Сколько бы Гоги ни пытался расспросить о нем шерпов и местных рабочих, никто не мог сказать ничего вразумительного. Тхыйонг! Разве может простой смертный познать то, что известно лишь посвященному? Но он не Посвященный. Последним в их роду был его отец, а он сам… Это неважно. Он сам может считать про себя, что милость Богов оставила его. Боги могут думать по-другому. И он убедился, как уже убеждался множество раз: здесь другая страна. Другой мир, иная грань кристалла, где не действуют привычные законы Вселенной. Разговор со стариком странным образом повлиял на него. Несколько дней он ходил по лагерю сам не свой, практически не вмешиваясь в. работу экспедиции и даже, кажется, забыв о знаменитой (теперь знаменитой!) ксилограмме, найденной в раскопе. Все руководство легло на плечи Януша Гжельского – могучего рослого поляка, носившего усы а-ля Тарас Бульба и равнодушного ко всему, что не касалось археологии.Януш был хорошим заместителем. Он с воодушевлением принял на себя командование, тем более что проблем с подчиненными не возникало: находка древнего документа добавила в кровь каждого изрядную порцию адреналина: Всем мерещилось: вот ещё одно усилие, последний взмах лопаты («Стоп! Я же сказал, лопаты отставить! Нежнее надо быть, нежнее. Не котлован под коровник копаем!») – и раскроются скрытые в пластах катакомбы с несметными сокровищами – не алмазы с изумрудами, но что-нибудь в научном . плане, размера Александрийской библиотеки. Даже Настенька Фельдман, по часу каждое утро отдававшая маникюру, заразилась, похоже, всеобщей «золотой лихорадкой».Георгий смотрел на все происходящее со спокойным равнодушием.– Ты не заболел?Он пожал плечами. Януш, засунув руки в карманы широченных, обрезанных по колено джинсов, встал рядом и пыхнул дымом из «капитанской» трубки. Кроме штанов и пыльных кроссовок, на нем были только ярко-красные подтяжки, крест-накрест пересекавшие загорелый волосатый живот.– Все не можешь забыть того старика? Выбрось из головы. Наверняка просто местный сумасшедший. Хотя его рассказ интересен, я имею в виду в фольклорном плане. Секта шаропоклонников – это что-то новенькое.Гоги промолчал. Он не мог рассказать Янушу, что видел этот Шар.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126