Воздух был морозным и звонким, будто горный ручей, и эхо от удалявшегося топота копыт ещё долго гуляло, еле различимое для ушей. Чонг рассеянно обошел вокруг трупа разбойника. На шее у мертвого висел тот же знак, что был и у вожака. Чонг повертел его в руках, пожал плечами и оставил на прежнем месте. Амулет бережет лишь того, кто сам по поводу и без повода не сует голову в петлю.– А почему он назвал вас предателем? – спросил Чонг.И увидел вдруг глаза учителя. Они были черны и глубоки, и на дне их плескалась боль – целое море боли, будто стрела пробила грудь и засела глубоко в плоти зазубренным наконечником.
– Именно тогда ты его и заподозрил?– Не знаю… Нет. Наверное, раньше. Он ведь сказал, что мог бы оживить барса, используя обряд Тантры. Я слышал о нем. Это обряд Черной магии, один из самых сильных и тайных. Его может выполнить только посвященный.– И я укрепил твои подозрения, – пробормотал Колесников. – Вольно… Или невольно.Сюда, в глубокий каменный мешок, луч дневного света едва проникал сквозь решетку на потолке лишь тогда, когда солнце на миг останавливалось на вершине небесного свода. Сейчас же, судя по всему, была глубокая ночь: слышалось, как перекликается стража где-то в городе, за стеной.– Но разве можно быть одновременно служителем Будды и колдуном Бон-по?Чонг покачал головой (бронзовые цепи на ногах и руках чуть слышно звякнули).– Нельзя… Но если бы я мог допустить, что буддистский храм – это всего лишь прикрытие… Нет! Все равно я бы не заговорил!– Почему? – спросил Игорь Иванович и вдруг ясно увидел, что перёд ним – совсем ещё молодой парень, почти юноша… И израненная душа его жаждала успокоения – того сильного плеча, к которому можно прильнуть.– Надо же кому-то верить, – еле слышно проговорил тот.Он замолчал. Колесников сидел неподвижно, хотя мышцы одеревенели и затекли… Но он боялся, что малейшее движение может прервать контакт – на неделю, на год, навсегда – кто знает? Сможет ли он жить без этого, как всякий человек с нормальной чувствительностью, для кого окно в иную Вселенную закрыто и вся жизнь течет в одной комнате: тепло, сухо, спокойно… И куда ни глянешь – глухая стена.– Я любил учителя. Он всегда был для меня единственным родным человеком на Земле – как отец и мать. А может, и больше. Если бы я узнал про отца что-то… Ну, что-то очень плохое… Разве я стал бы любить его меньше?Игорь Иванович не ответил. Факты роились в голове – и те, что он почерпнул из древнего документа (десять высших лам не колеблясь вынесли приговор), и те, что сообщил монах, умерший по этому приговору тысячу лет назад (имя опозорено и стало нарицательным). Ступа, охранявшая вход в бонский монастырь Шаругон, в воздух не поднялась в соответствии с пророчеством, но мгла снизошла на благодатную землю, когда король, полный замыслов и надежд, упал с отравленной стрелой в горле.– Почему Таши-Галла не сделал тебя старшим учеником?– Старшим учеником был Джелгун.– Разве он был лучше тебя?Чонг пожал плечами.– Не знаю. Я не думал об этом. Хотя сейчас мне кажется, учитель был прав. Я чувствовал, что он относится ко мне как к сыну. Или почти так… Он не хотел, чтобы это было слишком заметно.– Таши-Галла любил тебя как сына, – задумчиво сказал Колесников, – И все-таки позволил тебе умереть. И даже не сделал попытки тебя защитить.– Как? – выкрикнул Чонг.– Как? Как угодно! Хотя бы взял вину на себя!Монах в ужасе отшатнулся, как от привидения.– Нет, что вы… Взять на себя убийство!– Ты-то взял.– И теперь скитаюсь в низших мирах, – прошептал Чонг. – Но я… Я – другое дело. Я много грешил и в прошлой, и в этой жизни. Может быть, мне разрешено искупить эти грехи только сейчас. А как же учитель? Почему его душа не успокоена? Неужели…Шепот совсем затих. Игорь Иванович наклонился вперед, чтобы расслышать, и вдруг почувствовал, что воздух будто стал другим. Запах озона – как после грозы… Так уже случалось, когда было пора возвращаться в другой (свой) мир.– Неужели… – пробормотал Чонг с ужасом. – Неужели все-таки он?
Две мохнатые лошадки черной масти шли рядом, пофыркивая и пуская пар из ноздрей. Всадники ехали молча: один был глубоко погружен в свои думы, судя по выражению лица, не слишком-то радостные, и это было странно: во всем году нет праздника радостнее, чем Ченгкор-Дуйчин. Другой, совсем молодой монах, изредка поглядывал на спутника, словно ожидая, когда тот заговорит, но сам с расспросами не лез, хотя очень хотелось.– Его зовут Кьюнг-Ца, – сказал вдруг Таши-Галла, обращаясь к ближайшему валуну. – Он из рода Потомков Орла, если мне не изменяет память. Мы вместе были учениками дамы Юнгтуна Шераба. Черного мага.Чонг весь обратился в слух.– Он тогда был молод – моложе, чем ты сейчас. Он даже не был учеником, просто выполнял кое-какую работу по дому. Ухаживал за лошадьми, копался в саду… Знаешь, лошади уже тогда слушались его лучше, чем старшего конюха. Не любили, они всегда начинали дрожать при его появлении, а именно слушались, будто он их чем-то завораживал. А ведь в то время он не только не имел права присутствовать на занятиях, но ни один из учеников его даже близко к себе не подпускал. Это считалось недостойным. Но в нем была какая-то… – Таши-Галла замолчал, подыскивая нужное слово, – какая-то одержимость. Она буквально пожирала его изнутри. Кьюнг-Ца ещё тогда, когда переступил порог дома учителя и ему дали в руки лопату и грабли, поклялся, что со временем станет лучшим и победит всех учеников, одного за другим. А потом – самого учителя. Его, по-моему, он ненавидел больше всего…Он наконец добился своего: его приняли в ученики. Он ходил за ламой, словно собачонка, ловя каждое слово.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126