Но перед тем как уснуть, Эла совершила дикий, совершенно неожиданный поступок.— Леди Эла, ваше лекарство!Бутылочка темного стекла пролетела по комнате, ударилась о камин и разлетелась на множество осколков.Той ночью Эла спала спокойно. Потом ночь за ночью она лежала без сна, тяжело дыша и обливаясь холодным потом. Лежала и смотрела на камин, где догорали угли, мерцали и переливались призрачные огни. Как бы ей хотелось снова погрузиться в забытье! Яркость, свет дня казались Эле какими-то хрупкими, готовыми в любое мгновение разбиться, словно лед. «Сегодня теплее, как тебе кажется?» — говорила Умбекка, но Эла только ежилась, пожимала плечами и молчала. Измученная, усталая, она садилась у огня, обнимала себя руками, играла прядями волос. Время от времени руки и ноги Элы непроизвольно дергались.Клик-клик, клик-клик, — звякали вязальные спицы ее тетки.— Поешь чего-нибудь, племянница. Пирожные необыкновенно вкусны.Но Эла не могла ничего есть.— Я пошлю за досточтимым Воксвеллом! — выпалила Умбекка как-то раз, когда Эла упала на пол и не могла подняться.— Нет! — прошептала Эла.Досточтимый Воксвелл?!! Сквозь обуглившийся мрак воспоминаний измученная молодая женщина вновь и вновь видела влажные лиловатые губы лекаря, раздвинувшиеся, когда он зубами вынул пробку из бутылочки. Хлоп! — выскочила пробка. Даже в воспоминаниях Элы слышался этот глупый, дурашливый звук. Хлоп-хлоп-хлоп! Слышался, пока не становился громче, не начинал звучать зловеще, не разлетался жутким эхом. То было эхо ее обреченности, и хотя порой бывало так, что Эла не осознавала ничего, кроме того, что очень больна, теперь она ясно, отчетливо понимала и другое: «Они пытались убить меня!» Да, пытались. Быть может, не тело. Но душу, разум — точно. Эла сжимала и разжимала кулаки. Как ей снова хотелось погрузиться в такое приятное, сладкое забытье! О, тогда бы коварный мир не тревожил ее. А там, в мире забытья, было бы тепло и сладко. Теплая, сладкая смерть там была бы. Эла вспомнила о снотворном снадобье и увидела лицо досточтимого Воксвелла — мерзкое, ухмыляющееся. Он смеялся! Нет! Она ни за что не сдастся! Ни за что!«Я пошлю за досточтимым Воксвеллом!» — эхом раздавались в ушах Элы слова тетки. Она вцепилась ногтями в ковер, собрала все силы, какие только у нее были, и закричала: «Не-е-ет!»Что-то такое было в жутком крике Элы, что остановило даже Умбекку. Толстуха попятилась, сердце ее испуганно заколотилось. Она прижала руку к затянутой в черный креп груди, закрыла глаза и горько вздохнула. Она понимала, что племяннице очень хотелось бы выпить снотворного снадобья, но понимала и другое — Эла была горда и ее гордость была сильнее.В последующие дни Эла страдала, но боролась, решившись раз и навсегда вырваться из липких объятий снотворного зелья.Умбекка взяла колокольчик.— Нирри, помоги леди Эле встать.Нирри выполнила указание хозяйки.— Мэм?— В чем дело, девчонка?— Еще что-нибудь?Умбекка вздыхала:— Нет.Нет. Она не пошлет за досточтимым Воксвеллом. Об этом не могло быть и речи. Угроза осталась угрозой, и не более того.
— Это здесь, тетя?— Да, Джем. Это проповедницкая.Джем с любопытством вглядывался в здание, стоявшее за проржавевшими воротами. Окруженная высокой стеной, проповедницкая была большой и мрачной. Ее окружал заброшенный, одичавший сад. Ржавые петли ворот протестующе заскрипели. Умбекка улыбнулась Джему, не слишком решительно толкнувшему створку ворот.Пригибаясь под нависшими над дорожкой ветвями, Джем и Умбекка шли к проповедницкой.— А почему проповедницкая, тетя?— О Джем! — этого вопроса Джем Умбекке еще не задавал. — Это же понятно. Проповедницкая есть проповедницкая. Тут жил проповедник.— А кто такой проповедник?— Самый главный человек в деревне.— Важнее лорда?Толстуха остановилась.— Лорд — повелитель замка, Джем. А проповедник — повелитель храма.Джем обернулся.— Тут жил бог Агонис?Тетка немного отстала от него — наверное, ей тяжело было нести корзинку. Ее ответ донесся до Джема из-за густой листвы.— О нет, Джем. Нет, что ты! Здесь жил его посредник. Его наместник. Проповедник.Но и этот ответ мало что объяснил юноше.— Это все было в стародавние времена? Когда люди еще веровали? Ну, то есть, когда веровали все-все?Юноша смотрел на разрушающийся дом и на миг вдруг почему-то очень встревожился. Вдоль одной из стен тянулась странная пристройка — вроде бы застекленная.— Да, Джем. В стародавние времена, — откликнулась тетка, и голос ее прозвучал ближе. Она успела догнать Джема.Умбекка за последнее время изменилась не меньше, чем ее племянница… Умбекка стала спокойна, тиха и доброжелательна — такой она стала после ночи безумия лекаря. Что-то умерло у нее в душе, она перестала быть такой, какой была раньше.Она больше не наведывалась в дом досточтимого Воксвелла и перестала носить на груди сверкающий золотой круг Агониса.
— Мы еще не пришли, тетя? — спросил Джем.— Скоро придем.— Но когда же?Тетка обогнала его и шла впереди.— Бедняжка Джем! Тебе тяжело ступать по гравийной дорожке?— Нет-нет! — мотнул головой Джем. Он тяжело дышал. — Просто… просто я проголодался, вот и все!Вот это было правдой. Солнце уже клонилось к закату, а они все еще не добрались до цели. Раскрасневшийся Джем повис на костылях и глядел на внушительную фигуру шагавшей впереди Умбекки. Они обогнули здание проповедницкой, миновали окружавший здание сад, дошли до калитки и вышли в огород.— Когда мы с Руанной были молоденькие, — говорила Умбекка, — мы сюда каждый Канун наведывались. О, какие мы тогда были веселые, какие счастливые бежали по дорожке в муслиновых платьях, смеялись, болтали!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159