Всё, что нужно – само придёт, а прочее ни к чему. Спасибо, конечно, за предложение, но ничего мне от мессира не надо.»
Рассмеялась Гелла и говорит: «Да уж, не ошибся в тебе мессир. Он мне так и говорил – не возьмёшь, не тот ты человек. И правильно! Никогда и ничего не проси, особенно у тех, кто сильнее! Сами предложат и сами всё дадут. Испытание это было, последнее, и ты его выдержал. А что дальше будет – поживём, увидим. Так что жди.»
Совсем, значит, как в сказке. Да ещё Коровьев с котом своим чёрным заявились, на кухню прямо, хотя дверь входную я за Геллой запер. Кот этот меня и доконал, когда сам представился, Бегемотом назвавшись. Как ушли они – не помню; но чашки на столе остались – не сон, значит.
Да, а потом смотрю в холодильнике – колбаса пропала. Видно, Бегемот увёл. Хоть и говорящий, а кот всё-таки, и привычки кошачьи.
Под окнами проехали три грузовика со служащими, хором распевающими: «Славное море, священный Байкал…» Наверное, за город собрались. Одно непонятно – с чего бы этот эпизод мне запомнился?
Вечером того же дня кого-то дважды спускали с лестницы, исключительно смачно, с грохотом и разбитием стекла. Я как раз спал, так разбудили. Хотел выйти посмотреть, а потом подумал: «А вдруг и меня так же… с грохотом?» – и отказался от этой затеи.
Заявился Бегемот с позолоченными усами и известил, что мессир намерен этой ночью дать свой традиционный бал, для чего при помощи пятого измерения квартира №50 будет расширена до чёрт знает каких пределов. Моя квартира, как я уяснил из Бегемотовых объяснений, за счёт того же пятого измерения на сей срок исчезнет вовсе, так что в моих интересах этой ночью в ней не находиться.
Что поделаешь, придётся ночевать на свежем воздухе. К счастью, ночи сейчас тёплые.
Ночь выдалась исключительно интересная. Полная луна светила так ярко, что уснуть не удалось, и я до самой полуночи наблюдал прелестных ведьмочек, резвящихся в воздухе (а вот прохожие их почему-то не замечали). После полуночи, как я понял, действие перенеслось в квартиру №50, потому что снаружи всё стихло. Правда, окна квартиры не светились; обещанное расширение квартиры также ничем себя не проявило. Или Бегемот просто пошутил? Хвост оторву. Или, пожалуй, не буду. В последнее время я начал находить удовольствие в подобных шутках.
До утра спал спокойно.
Поднимаясь по лестнице в свою квартиру, видел свиту Воланда, спускавшуюся навстречу. С ними была какая-то женщина, перед которой хотелось встать на одно колено, как перед королевой, и измождённый мужчина в больничном халате. Я бы и встал на колено, но шедший в арьегарде Бегемот сделал страшные глаза, и я прошёл мимо.
Квартира моя оказалась на месте и без всяких изменений. Только я умылся и привёл себя в человеческий вид, как вошёл Коровьев, по неизменной своей привычке без стука и сквозь запертую дверь. Под мышкой у него была рукопись. «Вот и всё,» – необычайно торжественно и без обычного своего кривляния начал он. – «Мессир покидает этот город, и даже более, чем город… Но это вам знать ни к чему. Вот эту рукопись он передаёт вам. Берегите её – с некоторых пор это единственный экземпляр. Смею надеяться, вы останетесь довольны.» Протянул мне рукопись и исчез, растворился в воздухе. Даже не попрощался.
Как выяснилось, Коровьев был не так уж и невежлив, потому что вскоре мы повстречались снова. Квартиру №50 брали штурмом. В тот момент, когда в неё вломились сразу с двух сторон, в моей кухне материализовались Коровьев и некто жуткой внешности, с бельмом на глазу и клыком, торчащим изо рта. «Азазелло,» – представился он, и я вспомнил, что видел его утром на лестнице. В руках у них были рюмки с коньяком. «А где Бегемот?» – спросил я. «Остался там, ибо я променял его на стакан хорошего коньяка,» – меланхолично ответил Коровьев, допивая коньяк. – «Не беспокойтесь, ничего с ним не случится. А вот противникам его я не завидую.»
За стеной началась пальба и крики, затем раздался звон разбитого стекла, и из окна на ближайшую крышу птицей вылетел Бегемот. За ним из окна квартиры №50 ударило обильное пламя с дымом. Внизу начали собираться пожарные машины. «Вот теперь нам пора,» – сказал Коровьев. – «Теперь уже совсем. Больше вы нас не увидите. Прощайте.» И они последовали за Бегемотом.
Коровьев, как ни странно, ошибся. Ночью я видел, как по звёздному небу пронеслись тени, напоминающие всадников. У меня есть все основания считать, что это были мои странные соседи.
С тех пор прошло уже немало времени. Квартиру №50 отстроили после пожара, и Степан Лиходеев поселился в ней снова. Берлиоз так и не вернулся.
Те несколько дней что-то изменили во мне. Часто по вечерам я сижу на кухне за чашкой чая (живу я по-прежнему один), и мне кажется, что напротив сидит Гелла, а в холодильнике роется в поисках колбасы Бегемот. Теперь я ничуть не удивился бы, если бы сквозь запертую дверь ко мне снова ввалился Коровьев в своём треснувшем пенсне. Но я знаю, что они никогда не вернутся, что это только воспоминания, и тогда мне становится тоскливо.
Я достаю подаренную рукопись романа и читаю, пока не дойду до последних слов: «…жестокий пятый прокуратор Иудеи, всадник Понтий Пилат.»
28 августа 1990
Степан и Джордж
Андрей Новосёлов
(посвящается Гидрометцентру)
Медленно занималось холодное утро. Седые космы тумана, подгоняемые пронизывающим ветром, цеплялись за голые чёрные деревья и рвались в клочья. Постепенно из-за тумана показался старый кирпичный дом. Когда-то он был выкрашен в белый цвет, сейчас же белые пятнышки сохранились только в щелях кладки.
С громким скрипом отворилась дверь и, ударившись о стену, сорвалась с петель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79