Отриньте рабство, и откроются пред вами врата спасения!
— Предлагает рабам поменять маленьких хозяев на большого. Который никогда не отпустит, — заметил Сфагам.
Гембра не отвечала, напряжённо вслушиваясь в каждое слово, прижавшись к холодному камню колонны.
— …И станут все как одна семья. И не будет в братстве по вере ни бедных, ни богатых, ни униженных, ни возвысившихся. И не будет границ меж племенами и народами!
— Выходит, что мы, что варвары — всё одно?
— Если варвар очистил свой дух, то он более не варвар, — снова ответил за пророка один из его сподвижников.
— А разве не нам, алвиурийцам, боги даровали Врата Света в священной горе?
— Врата Света дарованы нам не для того, чтобы мы стерегли их, как ростовщик стережёт свой сундук, — при этих словах лицо Айерена вновь исказилось болью. — Они даны нам, чтобы мы стали во главе всемирного воинства Света и открыли путь к спасению для иных народов… Я, Айерен из Тандекара, избранный Отцом Небесным для спасения рода человеческого, говорю вам: кто уверует в меня — войдёт со мной во Врата Света, всякий, отринувший рабство мира сего — войдёт со мной во Врата Света, всякий, вступивший в воинство Отца Небесного — войдёт со мной во Врата Света! И вошедшие со мной обретут Истину и блаженство вечное!
— Всякий отмеченный мудростью и способный влиять на людские умы, проходит посвящение в Пещере Света, чтобы подтвердить свою отмеченность и определить его глубину и силу. Но чтобы повести туда своих последователей — такого ещё не было. Откуда у него такая уверенность? — Сфагаму пришлось говорить громче. Поскольку шум толпы, в ответ на последние слова пророка усилился настолько, что даже здесь далеко от центра площади трудно было расслышать собственный голос.
— Мне почему-то страшно, — неожиданно сказала Гембра.
— Страшно за него?
— Не только… за нас всех.
— Я бы сказал, за весь мир, — добавил Сфагам.
А в другом конце площади, смешавшись с группой торговцев и ремесленников, стоял человек, который, слушал речь Айерена с напряжённым внимание, ни проронив за всё время ни звука. Это был Анмист. Он специально нашёл повод отлучиться из дворца на базар, чтобы увидеть и услышать пророка. Сжимая рукой хрустящие прутья дурацкой корзины для покупки провизии, он переживал каждое слово пророка, как удар хлыста. Ревность и зависть нещадно жгли его изнутри. Почему они слушают его? Кто открыл этому хлюпику тайные струны и пружины человеских душ? Почему ему верят? Почему за ним идут? Разве он достоин такого обожания и поклонения?
«Почему меня всегда кто-то обходит на один шаг? — мучительно вопрошал себя Анмист. — Почему судьба вверяет судьбы мира простакам с их сермяжной правдой, а изощрённый ум всегда остаётся в стороне? Где же здравый смысл? Где справедливость? Или, может быть, есть особая мудрость в простых решениях? Что ж, в таком случае эта мудрость не для меня! Ещё посмотрим, чья возьмёт! Я ещё буду господствовать над умами, и я буду устанавливать законы мира. Мира, где будут властвовать умные и сильные, а не всякие там убогие недоумки!»
Слушать дальше Анмист не хотел, да и не мог. Неловко перехватив свою корзину, он, расталкивая толпу, направился в сторону дворца.
Когда всё закончилось и площадь опустела, Сфагам и Гембра ещё долго оставались в портике, прежде чем вернуться в дом Андикиаста. Они обсуждали услышанное и просто наслаждались возможностью побыть вдвоём. И он, и она чувствовали, что судьба вряд ли даст им возможность насладиться друг другом в полной мере.
Глава 33
— А скажи-ка мне, Маленький Оратор, кого ты больше всего любишь принимать в этом кабинете?
— Ванну.
— Ха! Недурно! А, главное, честно. Вот за что я тебя ценю.
Регент и его шут сидели за трапезой возле маленького бассейна посреди уютной мраморной комнаты.
— Хотел бы я знать, какой изувер придумал публичные обеды, — принялся рассуждать Маленький Оратор, — ты погружаешься в бездну интимных ощущений, а на тебя пялятся как на…
— Но ты ведь знаешь — публичная трапеза правителей — это такой древний обычай, что никто не помнит, когда это началось. Хотя я и сам все эти обычаи…
— А-а-а, знаю! — махнул ручкой шут. — Вот какой-нибудь паршивый крестьянин ест что хочет и сколько хочет.
— Что может и сколько может, — уточнил Элгартис.
— Да, но зато где хочет и как хочет. А ты?…
— Нет! Поистине, властитель есть несчастнейший из живущих на земле, ибо никто иной не является рабом такого количества господ. Кто ещё имеет возможность столь многообразно и изысканно обслуживать свои пороки?
— Тебя послушать, так лучше всего быть шутом, — усмехнулся регент.
— Конечно! Не веришь — сам попробуй!
— Ну, уж тебе-то я верю. Кажется…
Некоторое время правитель страны и его шут ели молча, обмениваясь полускрытыми ухмылками.
— А всё-таки надо признать, что телятину с грибами этот малый приготовил неплохо, — проговорил, наконец, Элгартис, отодвигая в сторону расписной горшочек с дымящимся кушаньем.
— Неплохо, неплохо, — согласился шут, поднимая двумя пальцами ломтик печёного в пряностях баклажана, — только вот сразу видно, что когда он это готовил — думал совсем о других вещах.
— О каких же? Может, ты и это знаешь?
— Не знаю уж о каких, но уж точно не о съедобных, — с уверенностью ответствовал Маленький Оратор, отправляя баклажан в рот. — Важно ведь не только ЧТО готовить и КАК готовить. Важно ещё и то, КТО готовит. И что при этом думает. Всё это передаётся сюда, — шут обвёл ручкой стол. — Вот ведь ты, мудрейший из величайших, то есть я хотел сказать, величайший из мудрейших, не можешь не знать, что, бывает, в кушанье всё на месте, всё приготовлено как надо, а вроде как чего-то не хватает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130