Мне холодно и больно,
И некуда бежать,
Хочу забиться в угол,
Забиться и дышать.
Так начиналось одно из самых последних стихотворений поэта.
Как всё же тяжко было ощущать себя стрелой, пробившей насквозь свою цель и несущейся дальше неведомо куда…
В дверь постучали.
Сфагам не хотел никого видеть. Эта захудалая гостиница была хороша лишь тем, что здесь ему, наконец, удалось отвязаться от этих неугомонных и надоедливых людей, которые весь день не оставляли его в покое со своими вопросами и разговорами. В конце концов ему пришлось спрятаться от них, словно преступнику. Теперь ему даже стало казаться, что побоище на Площади Церемоний сегодня утром устроил не он, а кто-то другой.
— Кто ты и что тебе нужно? — устало спросил он человека, стоящего в дверях.
— Меня зовут Агверд. Я привёз тебе письма из Амтасы. Ох, и нелегко же было тебя найти!
— Войди и садись. Мне нечем тебя угостить, кроме простой воды и яблок. Но, если ты не откажешься, я закажу вина.
— Вино в Каноре всегда делать умели. Правда, в таких заведениях его иногда разводят ослиной мочой, но можно рискнуть.
— Я закажу самого лучшего, — улыбнулся Сфагам.
Вино, вопреки подозрениям, оказалось весьма неплохим, да и поданный хозяином к вину мясистый румяный цыплёнок с острым соусом и овощами и свежие сырные лепёшки выглядели довольно аппетитно. Понимая, что гость не станет есть один, Сфагам решил разделить с ним эту тяжёлую и грубую пищу простых людей. Было в ней всё же что-то очень притягательное. Особенно сегодня.
Агверд что-то говорил о вине, о своём ремесле, делился опытом житейской мудрости, рассказывал о жизни в Амтасе. Сфагам не то чтобы не слушал его, он даже время от времени откликался на его слова. Но мысли его были устремлены к Ламиссе. Всё время в его душе горел этот далёкий тёплый огонёк. Теперь он неожиданно стал ближе, и от этого ещё недосягаемее.
— Как она там? — тихо спросил Сфагам, впервые за всё время мягко перебив речь гостя.
— Живёт… — смущённо пожал плечами тот. — Ждёт тебя… М-да… Я, пожалуй, пойду. Мне ещё двух человек сегодня надо найти.
— Найти? В такой час?
— Да, уж надо. Куда денешься…
Осушив на прощанье ещё одну кружку вина, Агверд откланялся, оставив на столе кипу маленьких свитков. Сфагам распечатал и развернул наугад один из них.
"Милый! Сегодня я опять весь вечер смотрела в окно и думала о тебе. По ночам у нас теперь часто идут дожди. Как только начинается дождь, я сразу вспоминаю тебя и пытаюсь представить, где ты сейчас находишься, на каких дорогах. Я только теперь поняла многое из того, что ты мне рассказывал. Жаль, что этого было так мало. Зато я часто мысленно говорю с нашим будущим сыном. Мне кажется, он будет очень похож на тебя.
А помнишь того смешного воронёнка, которого ты кормил у нас в саду? Он с тех пор так всё время к нам и прилетает. Он тоже скучает по тебе. А котик наш заболел и совсем ничего не ест…"
Сфагам бросил свиток на стол и почти упал на застонавшую болезненным скрипом кушетку. Слёзы душили его. Кто, когда, за что, а главное, зачем отнял у него всё человеческое? Какие страшные дела надо было совершить в прошлых перерождениях, что ВОТ ТАК расплачиваться?
Теперь он понимал, нет, не просто понимал, а ЧУВСТВОВАЛ, что имел в виду брат Велвирт, когда говорил, что не хотел бы победить в тот день. Ради чего теперь побеждать? Ради самой победы? Глупо. Ради любви к жизни? А если нет любви к жизни? За что любить такую жизнь, где сверхчеловеческий дух мучительно тщится превзойти и разорвать человеческую оболочку? Жизнь, где дух бесконечно томится в клетке человеческой ограниченности, а естественная природа человека подавлена страдающим духом и не имеет возможности дышать живительным воздухом чувств. И память… Хорошая память — жестокая память! Она хранит всё. Все большие и малые занозы, которые скопились в душе ещё с тех пор, как не годам серьёзный мальчик с яблоком в руках переступил порог Братства Совершенного Пути. Да! Хорошая память — жестокая память, и деться от неё некуда. Так чего же ради побеждать?
Нет. Довольно. Надо успокоить мысли и очистить сознание. Уж это-то он умел. Когда мысли улеглись и сознание очистилось, Сфагам услышал два одновременно говорящих в нём голоса. Первый исходил с самого верха, оттуда, где плелась нить его судьбы. Он говорил, что Анмист — не просто ЕГО противник и что их поединок имеет гораздо большее значение. Сфагам попытался задать вопрос о том, зачем Анмист послан в мир. Ответом были неясные коды и образы, намекающие на что-то страшное, болезненное и чрезвычайно опасное для мира.
Второй голос исходил из совсем другого направления. Из того, которое можно было бы назвать человеческим. Это, собственно, и не был голос. Просто откуда-то со стороны пришла простая и ясная мысль. Если ему случится победить, он, не медля, поедет в Амтасу. А там — будь что будет.
Стрела, пробившая цель, не то чтобы наметила новую, но, по крайней мере, начала понимать, куда летит. Теперь Сфагам был почти готов к поединку, до которого оставались ещё целые сутки.

* * *
— Надеюсь, я не заставил тебя ждать? — спросил Анмист, подходя к очагу, возле которого сидел Сфагам.
— Нет. Я специально пришёл раньше.
— Тебе не терпится начать? — снова спросил Анмист, присаживаясь рядом.
— Нет. Я просто люблю смотреть на огонь. В уединении.
— Да, огонь — твоя стихия. Помню…
За их спинами слышались негромкие разговоры. Сегодня кабачок не был пуст. Другой конец комнаты был освещён более ярко. Там пили вино и, конечно же, обсуждали бурные события вчерашнего дня.
— Хорошо, что хоть здесь нас не узнают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130