Оставив коня наслаждаться сочной, ещё не тронутой осенней жухлостью растительностью, Сфагам внимательно осмотрел место ночлега. В дальнем конце небольшой пещеры в потолок врастала грубо вырубленная колонна с капителью в виде двух змеиных голов. А на каменном полу возле колонны под ногами валялись два странных черепа. Один был немного больше лошадиного и похож на змеиный, хотя высокий выпуклый лоб и большие глазницы во многом опровергали это впечатление. Да и клыки — длинные и загнутые — мало походили на змеиные зубы. Другой череп был немного похож на человеческий и, может быть, поэтому был особенно жутковат. Однако соседство этих останков ничуть не смутило Сфагама. Внутреннее знание говорило ему, что это — посланцы далёкого прошлого, которых не следует опасаться. А разгадывать, что, когда и с кем происходило в этой пещере много лет назад, совершенно не хотелось. По крайней мере сейчас.
Вскоре посреди пещеры запылал небольшой костёр, и бордовые отблески заплясали на глянцевой коже яблока, на тусклом матовом боку дорожной фляги, на гладких, исписанных полустёртыми знаками стенах. Загорелся огонёк и в четырёхугольной пирамидальной чаше — надо было почистить энергию в этом месте. В этом неровном и неярком свете Сфагам долго смотрел на свой талисман — таинственный подарок Регерта. Казалось, этот маленький кусочек необычного металла содержит какую-то тайну и вот-вот её откроет. И откроет именно ему. Собственно, кому же ещё…
Есть расхотелось. Сфагам приспособил большой череп под изголовье, обернув его плащом, и довольно быстро заснул. Ему снилось будто неправдоподобно красивая девушка с белыми, отдающими синевой волосами крадёт его коня, посылая при этом в его сторону волну сильнейшего, зримо разъедающего воздух насмешливого презрения. А он молча стоял поодаль, но лицо её было совсем близко. Огромные тускло-синие глаза, ехидная усмешка на пухлых, словно нарисованных губах. Звёздная россыпь вокруг колеблемых ветром синеватых волос и чувство беспомощности перед глупой и грубой силой непонимания. А потом было что-то совсем другое… И в это другое вплелись уже знакомые звуки тростниковой флейты. Теперь они были слышны совершенно явственно и близко. Сфагам открыл глаза, по привычке нащупав у изголовья рукоятку меча. Угольки в костре ещё тлели, слабо мерцая в темноте рубиновым светом. На стенах пролегли серебристо-лимонные лунные блики.
Звуки флейты слышались то здесь, то там и вскоре затихли. Безошибочно чувствуя рядом чьё-то присутствие, Сфагам вышел из пещеры и сделал несколько шагов вперёд. Конь мирно стоял на своём месте. Ночной ветер порывами колыхал высокую густую траву. Звук шелестящей травы часто вызывал в душе Сфагама чувство тревоги и одиночества. Это было как чужой непонятный разговор, обращённый к кому-то совсем рядом, но кого ты не видишь и не чувствуешь. «Раньше люди умели разговаривать с травой, с камнями, с деревьями… Они плохо изъяснялись, но всё чувствовали», — думал Сфагам, подняв глаза к небу. Он долго смотрел, как полупрозрачный серый саван облаков то скрывает, то обнажает ущербную ярко-белую луну. Наконец, глаза заслезились, и смотреть вверх стало больно. «Верно говорят монахи… — усмехнулся про себя Сфагам, — Двое — это не просто больше, чем один. Двое — это больше, чем двое». Ещё раз оглядевшись вокруг, Сфагам направился назад в пещеру.
Прямо возле входа, там, где ещё минуту назад никого не было, стояло странное человекоподобное существо. Оно было маленького роста, но с огромной, похожей на тыкву головой, увенчанной едва прикрывавшей макушку высокой шапочкой. Короткие ручонки держали возле губ тростниковую дудочку, беззвучно проходясь по её отверстиям короткими крючковатыми пальцами, похожими, скорее, на птичьи когти. Сохраняя полную неподвижность, существо неотрывно смотрело на Сфагама немигающим взглядом огромных, нечеловеческих глаз. Некоторое время они неподвижно стояли, глядя друг на друга. Неожиданно порыв ветра взбил сноп разноцветных лент вокруг несуразного одеяния незнакомца, заставив зазвенеть гирлянду старинных монет, висящих на шнурке чуть выше пояса. Луч лунного света скользнул по зеленовато-бурому лицу, и Сфагам заметил, как наморщился большой комично круглый нос и по щекам потекли беззвучные слёзы. Взгляд этих немигающих плачущих глаз оказывал на Сфагама странное неизъяснимое действие. Оно было подобно тому, подчас внезапно возникающему в его душе состоянию открытости для всего потока боли и страдания, скопившегося в целом мире. В такие минуты ему бывало до слёз жалко глупых и весёлых людей, не осознающих всей сложности и трагичности жизни, детей, которым неизбежно придётся рано или поздно столкнуться с этой сложностью и трагизмом, всех слабых, обиженных, загнанных жизнью в угол людей и особенно тех, кто печалится из-за ничего не значащих мелочей, не догадываясь, какие страшные ветры дуют над их хрупкой, кое-как обустроенной норкой. Возражения разума, как правило, только усиливали это чувство. Теперь, под взглядом странного существа, оно взорвалось стократной силой.
Разноцветные ленты вновь заплясали в лунном свете под ударом ветра. Сверху на плечо карлика спустился большой белоснежный аист. Сложив крылья, он устроился поудобнее и, повернув голову боком, вперил в Сфагама совершенно осмысленный взгляд круглого птичьего глаза. Карлик коротко вздохнул и подул в свою дудочку. Затем он, продолжая наигрывать нехитрую старинную мелодию, двинулся вперёд и, пройдя рядом со Сфагамам, будто не замечая его, скрылся за ближайшими деревьями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130