Когда, шагая по улицам строгим строем, которого они ни разу не нарушили, они встречали других Ярких Солдат, то прикладывали ладонь к сердцу и бормотали «Деус Вулт».В ту ночь, когда городские трактиры заполнились недовольными торговцами, буйными сквайрами и шумными матросами, Яркие Солдаты, стоя на коленях в своих каютах, возносили молитвы. Закончив — довольно долгое время спустя, — они улеглись на свои койки, положив рядом мечи, и заснули.В предрассветной тьме, когда даже самые шумные гуляки, наконец, угомонились, они поднялись, вымылись ледяной водой, надели свои латы и снова принялись молиться.— Деус Вулт! — восклицали они шепотом. — Деус Вулт!На приколе у берегов Бертфэйна стояло теперь пятнадцать кораблей тирсолерцев. Шесть из них были четырехмачтовыми галеонами, еще шесть — трехмачтовыми каравеллами, быстрыми и более маневренными, но по сравнению со своими громоздкими соседями казавшимися совсем крошечными. Остальные три были купеческими карраками, с двумя квадратными парусами и бизанью.С каждого корабля спустили маленькие лодки, часть из них была полна солдат, которые, обвязав весла тряпками, погребли к берегу. Остальными, доверху наполненными соломой, управлял всего один человек, с обнаженной грудою и одноногий. Шлюпки с соломой бесшумно двинулись через бухту, внезапно превратившись в плавучие факелы. Когда искры, точно светлячки, запорхали в такелаже, а огонь пополз вверх по якорным канатам, тирсолерцы нырнули под воду и перерезали штуртросы эйлианаиских кораблей, сделав их неуправляемыми.Над одним из купеческих кораблей взметнулись огромные языки пламени, и там началась паника. В ночное небо стаями светлячков взлетали снопы искр. За двадцать минут большинство эйлиананских кораблей превратилось в погребальные костры, а ночь разрывали вопли оставшихся на борту. Город проснулся, вся портовая стена зажглась огнями, где-то тревожно гудел набат. Оставшиеся на борту тирсолерцы стащили брезент, прикрывавший огромные пушки, установленные на палубах кораблей. Остальным кораблям подали сигналы сделать то же самое, и каравеллы начали маневрировать, подбираясь ближе к берегу. Пушки били только на близкое расстояние, а тирсолерцы хотели нанести Дан-Горму как можно большие разрушения. Адмирал тирсолерского флота дожидался рассвета, чтобы открыть огонь. Зарядка и наводка пушек и так были достаточно сложной задачей, не говоря уж о том, чтобы попытаться сделать это под покровом темноты. Ждал он и сигнала с берега о том, что его солдаты вывели из строя военный штаб Красных Стражей и заняли башню начальника порта. Снаружи стоял еще один флот тирсолерских кораблей, везущих солдат, а чтобы пропустить их в Бертфэйн, нужно было открыть ворота. Наконец достаточно рассвело, чтобы он смог разглядеть, что на улицах города идут бои. Адмирал нахмурился. Солдатам явно не удалось взять город врасплох, и он с изумлением заметил, что многие из сопротивлявшихся Ярким Солдатам не были одеты в красные плащи Стражи Банри, и задумался, кто же они такие, что так неистово бьются. Он поднял руку и резко опустил ее — с каждого корабля выстрелили пушки, обрушив на город ураган твердых бронзовых ядер. Адмирал закашлялся, подавившись едким дымом, и вытер заслезившиеся глаза. Когда черное облако рассеялось, он с удовлетворением заметил, что городу нанесен огромный урон.Снова и снова он отдавал приказ пушкам стрелять не только по городским укреплениям, но и по самому Риссмадиллу. Дворец, расположенный так высоко над их мачтами на гигантском каменном уступе, оказался трудной целью для кораблей но все, что могло помочь адмиралу обеспечить быстрое падение дворца, стоило попытаться сделать.
Огонь догорел, угли подернулись серым пеплом, и темноту и тишину спальни ничто не нарушало, когда Дугалл поднял голову. Внезапное желание схватить на руки исхудавшее тело Ри и унести его прочь было почти непреодолимым. На Дугалла вдруг накатил страх, что Ри умер во сне, и он пошарил по подушке, отыскивая почти прозрачное запястье кузена. Пульс все еще бился. От прикосновения пальцев Дугалла пульс участился, и слабый голос спросил:— Кто здесь?— Это я, Дугалл. — Он почувствовал, как запястье облегченно обмякло.— Ты пришел посмотреть, как я сплю, Дуг? — В сонном голосе Ри прозвучала нежность. — Боишься, что я умру ночью?— Я боюсь... — нерешительно ответил Дугалл, — боюсь за твою безопасность, Джаспер, но не спрашивай меня, почему.— Моя смерть уже близко, — прошептал Джаспер. — Я чувствую ее.— Да ну, брось. Треснувшая чашка целые переживет, ты же знаешь!— Когда я был еще ребенком, говорили, что у меня есть Талант, — проговорил Джаспер. — Поверь мне, Дугалл, если у меня еще и остался какой-то Талант, то это предвидение моей собственной смерти.Дугалл был потрясен.— Надеюсь, что это не так, Джаспер, потому что настали такие времена, когда нам нужен сильный Ри.— Я хочу вернуться в Лукерсирей. Я скучаю по Жемчужинам Рионнагана, сверкающим под солнцем, я скучаю по Сияющим Водам, я скучаю по садам и прогулкам по лабиринту. Помнишь, как мы играли там в пятнашки? Говорят, в тот день, когда Башню сожгли, он исчез. — Джаспер вздохнул. — Мне до сих пор иногда кажется, что я слышу зов Лодестара... Мой ребенок должен взять его в руки, я не хочу, чтобы он стал первым за четыреста лет Мак-Кьюинном, рука которого не коснется Лодестара... — Его голос прервался — силы покинули его.Чувство опасности стало настолько острым, что Дугалл чувствовал ее у себя за плечами, ее дыхание полярным ветром леденило ему спину.— Джаспер! — сказал он настойчиво. — Что-то не так!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182