Дженн следила за рассказом издали, сохраняя и внутреннюю дистанцию тоже. Молодежь, и Эндрю в том числе, слушали в зачарованном молчании, то улыбаясь, то хмурясь, с широко раскрытыми глазами, как будто слышали эту историю в первый раз. Другое дело, что в этот раз они были на месте событий, в глубине Шан Мосса, хотя и на некотором расстоянии от поля битвы. То, что они выслушивали теперь повествование на месте событий, окруженные теми же деревьями, вдыхая тот самый воздух, воскрешало для них прошлое.
Мечты о славе, о победах, о свободе... Дженн читала их на лицах слушателей; в их возрасте еще трудно было понять, что ни славы, ни победы, ни свободы битва при Шан Моссе не принесла, а была лишь длинной цепью ошибок, и некоторые из них совершила она, Дженн.
Она сделала глубокий вдох. Хелен, хорошенькая дочка Финлея, сидела рядом с отцом, положив голову ему на плечо; рука Финлея обнимала ее. Девочка была молчаливой, задумчивой, мягкой и доброй, и трудно было представить, что Финлей с его горячим нравом, нетерпеливостью, стремлением к немедленным результатам, — ее отец. Никакие два человека не могли бы быть так несходны, и все же они были близки, как только могут быть близки отец и дочь, и на сердце у Дженн всегда теплело, когда она видела их вместе, такими умиротворенными и счастливыми, пусть и всего на несколько часов.
С другой стороны от Финлея сидели шестнадцатилетние близнецы, Зеа и Нейл. Если Нейл, как и Хелен, был спокойным и мягким, то Зеа могла быть такой же требовательной и нетерпеливой, как Финлей. Родители близнецов часто беспокоились о будущем дочери. Позади Нейла, наблюдая за всеми орлиным взором, сидел старший из всей группы, семнадцатилетний Лиам. Финлей не хотел брать его с собой в этот раз, но Дженн настояла на своем. Она знала, что Лиам, пожалуй, больше остальной молодежи тяготится ограничениями жизни в Анклаве, стараниями Гильдии и короля все сильнее напоминающем темницу. Впрочем, у Лиама был ясный ум, и под должным руководством он мог вырасти настоящим предводителем.
Лицом к Финлею сидел Сэйр; его веснушчатое лицо и рыжие кудри слишком часто напоминали Дженн о Мике, хотя не было сомнений в том, что родства между ними нет. Взгляд юноши то и дело обращался к Дамарис, дочери Арли, которая выбрала себе место немного в стороне и рассеянно рисовала что-то в захваченной с собой книге. Рядом с Сэйром расположились Эндрю и его лучший друг, Гай. Эндрю слушал рассказ Финлея с многозначительной улыбкой, которая встревожила бы Дженн, если бы она уже тысячу раз не видела ее на лице сына. Это просто означало, что Эндрю удалось сделать что-то, приятное остальным, и теперь он получает удовольствие, не только слушая Финлея, но и радуясь интересу друзей. Дженн иногда трудно было поверить, что Эндрю уже четырнадцать. Гай просто слушал, смеясь, когда смеялись другие, и отложив свои вопросы на потом, когда он сможет быть вполне откровенным, никого этим не смутив. Эндрю как-то сказал Дженн, что ему в друге больше всего нравится то, что тот всегда докапывается до правды, какой бы мрачной она ни была.
Еще десять дней, и Дженн придется снова расстаться с сыном, смотреть ему вслед, когда в сопровождении Мики он двинется по горной дороге в сторону Мейтленда, где должен провести зиму. Ей придется отпустить его, зная, что колдовская сила Эндрю еще не проявилась, что он лишен защиты, в которой так нуждается, хотя сам об этом и не подозревает. Бывали дни, когда от беспокойства за сына Дженн чувствовала себя совсем больной.
От размышлений Дженн отвлек шум: молодежь засыпала финлея вопросами. Один голос — Лиама — звучал особенно настойчиво:
— Но почему королевская армия побежала? Почему Кенрик отступил перед герцогом Робертом? Его войско все еще имело численное преимущество. Раз герцог Роберт был так тяжело ранен, у Кенрика были все шансы добиться победы. Кенрик должен был это понимать — и все-таки бежал. Почему?
Да, Финлей здорово наловчился рассказывать о битве, только на Дженн он при этом не смотрел.
— Трудно сказать с уверенностью, но думаю, что четырнадцатилетний принц просто не имел опыта в сражениях такого размаха. Его отец был убит накануне, а Нэш, человек, стоявший за всем предприятием с самого начала, страшно пострадал в единоборстве с Робертом. По-моему, Кенрик усомнился, что сможет...
— Я слышал, — со знающим видом перебил его Нейл, — что герцог Роберт что-то сделал с принцем накануне битвы: он заставил Кенрика поверить в то, что тот всегда будет его бояться. Это правда?
Теперь Финлей все-таки посмотрел на Дженн; та кивнула. Эти сведения можно было сообщить, не опасаясь, что за них придется расплачиваться.
— Да, — Финлей снова повернулся к слушателям, — хотя я и не знаю, как долго сохраняется такое внушение.
Дженн бросила быстрый взгляд на Эндрю, гадая, как тот отнесется к такому известию: он был единственным здесь, кто знал молодого короля. Но Эндрю только моргнул, ничем не показав, что заинтересован.
— Но, — Сэйр даже наклонился вперед, — раз твой брат самый могущественный из когда-либо существовавших колдунов, разве не мог он заставить бояться себя всегда?
Взгляд Финлея затуманился, и, словно почувствовав его смущение, Хелен теснее прижалась к отцу. Финлей помолчал, потом тихо ответил: — Да. Роберт мог сделать так, чтобы страх стал вечным.
Финлей добровольно вызвался стоять на часах первым, предоставив Арли и Дженн возможность отдохнуть. Он не стал ничего им объяснять, но дело заключалось в том, что воспоминания о битве, наивные вопросы подростков вызвали у него смутное беспокойство, так что о сне нечего было и думать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26