э, нет, фиг вам, дорогие товарищи, зря умирал что ли? В цехе, что рядом с проходной, опять обмотался, и как раз хватило времени выскочить за вертушку до начала отбрасывания бот.
А будь я тогда умнее, намотал бы на себя, как на катушку, бухту медной проволоки, она в отличие от поролона даже пользу радикулиту приносит. Мы тут с Витьком Учаевым обмотались…
Витька я когда-то на станке работать уму-разуму учил. Теперь он меня взялся наставлять жить в рыночных условиях. Как-то заскучал: денег, говорит, нэма! Я начал советы давать металлом заняться.
— Нет, Игнатич, — говорит он, — орел падаль не ест. Шакалить по территории не буду! Я пойду шершеляфамным путем.
И пошел кадрить Вальку-кладовщицу со склада металлов. Да так шустро у него на этом пути покатило, через неделю приволок бухту медной проволоки.
— Половина, — говорит, — тебе, Игнатич, пользуйся моей добротой, только помоги обмотаться.
Обматываем мы друг друга, а Витек меня подначивает:
— Игнатич, ты бы Валькину напарницу Лидку на себя взял в плане шершеляфамства. У них на складе и титан, и кобальт, и никель, и латунь.
Удружил Витек, нечего сказать. Лидка мало того, что страшнее атомной войны и косая на все глаза, она первая на заводе скандалистка.
— Спасибо, — говорю, — но Лидку в голодный год за таз пельменей не соглашусь кадрить.
— Жалко, — хихикает Витек, — мы бы такой прииск открыли без отрыва от производства и шершеляфамов.
Обмотали мы друг друга от бедра до подмышек проволокой. Сверху на этот панцирь пальто. Получилось, хоть сейчас в ОМОН: пуля не возьмет, нож не пробьет, кулак сломается. Еще бы через проходную пройти.
Я прошел. Физиономию тяпкой — и вперед. А пунктов по приему металла у завода целых два открыли, хошь направо иди, хошь налево шагай, везде с распростертыми объятиями обслужат. Я шагнул налево, где размотали меня и деньги выдали.
Обмотанный Витек со мной не пошел, вначале зачесалось ему к дружку в инструментальный заскочить. Заскакивает, а у дружка сабантуй — спирт пьют. Витек сто грамм заглотил неразбавленного и быстрее из графина запивать огонь, а в графине тоже неразбавленный… После такого сабантуя Витька на проходной с «факелом» задержали: «Иди сюда, голубь спиртокрылый!» Повели в караулку объяснительную писать и обнаружили, что, кроме «факела», Витек проволокой, как ротор, обмотан. Можно вращать вокруг оси для выработки электричества. Но ось еле на ногах держится. Выгнали Витька с завода.
Не получился у него прииск на складе. Погорел орел-добытчик не за понюх табаку. Оставил меня одного по территории рыскать, где залежи металла скудеют с каждым днем, так как шакалы-старатели вырабатывают его из всех углов.
В связи с этим думаю думку о проложенной Витьком шершеляфамной дорожке. Вальку-кладовщицу после Витька-красавца бесполезно охмурять. А Лидка, конечно, страхолюдина… Зато на титане сидит… Но скандальная!.. Зато медь-латунь под рукой… Но ведь косая во все стороны… Ну и что? Если разобраться с позиции нового нерусского, она первая заводская красавица, так как — хозяйка медной горы. А в бизнесе все прекрасно, если навар есть.
А уж у нас с ней навар будет! Ух, какой крутой наварчик!!
ТУДЫМО-СЮДЫМО
За окном электрички была весна, а в электричке — Клавдия Никитична Борзенкова. У нее в сумке имелась самогонка, а в голове — мысли. Не очень чтобы очень развеселые, но и не грустные по причине того, что Клавдия Никитична третий месяц гвардии рядовой армии безработных. Безотказной пчелкой двадцать пять лет трудилась рядовым технологом на благо ракетной техники, а тут сокращение. На первый-второй рассчитайсь! И каждый второй из списков долой! Дуб, мочало начинаем жизнь сначала! Легко сказать «сначала». Это в песне: «В сорок пять — баба ягодка опять!» В жизни предпенсионные ягодки на ярмарке рабочих мест не идут нарасхват. Без блата не суйся ненищее место найти. Заревела Клавдия Никитична… Да нет худа без добра — свекровь обезножела. «Ты, Клавдя, ревмя не реви! — сказала она с кровати, — а принимай самогонную эстафету! Я уже, видать, свое отогнала!»
В последние годы зарабатывала свекровь живую копейку самогонным способом. Надо сказать, интеллигентно зарабатывала. Ханурики красноглазые, трясунчики похмельные не точились под ее дверями. Свекровь вела подсудное дело по мудрому принципу, где гоню — не продаю! Наварит литров десять, разольет в полиэтиленовые бутылки — не бьются, не брякают и легкие — поставит в сумку на колесиках и покатила в деревню. Что продаст, что обменяет. Больше обменивала, с деньгами в деревне хоть караул кричи. Не доходили до деревни желанные бумажки.
Утерла Клавдия Никитична слезы безработного, засунула в дальний угол угрызения совести: раз пошла такая пьянка, чем мы хуже других предпринимателей, — и раскочегарила самогонный агрегат.
Потому-то за окном электрички весна мелькает, а в голове у Клавдии Никитичны деловые мысли: неплохо бы сегодня свининкой разжиться и сметаной. В прошлый раз бабка Семениха заказала восемь литров самогонки на поминки. А сметана у Семенихи — на хлеб мажь и пальцы береги, чтобы не откусить вместе с этой вкуснятиной.
Семениха была не в духе. За ночь пять цыплят околело. Столько денег вбухала, а попались дохлотики. Витаминами потчует, лампой противозаразной освещает, электричество днем жжет, и все одно — падеж.
Вон еще один заскучал, видать, не жилец…
— Каждый и всякий, — вздыхает Семениха, — старается, тудымо-сюдымо, тебя облапошить. И у тебя, девонька, самогонка слабая. Экономишь на градусе.
Клавдия Никитична чуть не задохнулась от нанесенной обиды. Уж меньше 45 градусов никогда не гонит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34