Да как расти! Меня будто кто-то надувал. Я буквально вылезал из детского костюмчика. И это прямо на улице. Квинт сразу заметил:
— Ты сильно начинаешь опухать, Фил.
— Хуже, Квинт, хуже. Я не опухаю, я расту. Поворачиваем назад!
Этого я никак не ожидал. Наперекор всем законам, как в сказке. Расту.
Свободные до этого штанишки теперь облегали меня как мундир в обтяжку, что носили офицеры XIX века. Рубашка стянула туловище и руки, и я уже не мог расстегнуть пуговицы. За какую-то минуту я превратился в голенастого подростка тринадцати лет в костюмчике пятилетнего ребенка. В паху и под мышками появились страшные рези. Мы стрелой летели по улице. Прохожие останавливались и изумленно смотрели на нас. Но мне было не до них. Бегу и чувствую, разнеси меня в прах, что расту, расту с еще большей скоростью. Слышу: «тр… тр…» Трещат швы. Интересно, где? Да везде, где они есть. Нет, не дотянуть мне до дому, расползется мой костюмчик среди улицы на глазах у людей и предстанет перед всеми, как музейный экспонат, обнаженный мужчина с лоскутками и выкройками в руках. При одной мысли об этом мне сделалось нехорошо. «Тр…» раздается опять. Я уже выше плеча Квинта. Тр… тр… Пропадаю, опозорен, оплеван, осмеян. И тут спасительный подъезд жилого дома. Я бешено торможу, делаю крутой разворот, хватаюсь за дубовую ручку, рывок — я по инерции описываю дугу и открываю дверь. Квинт вихрем проносится мимо. Дверь со звоном захлопывается. Дребезжит стекло. Сжатое тело вдруг свободно вздыхает. Костюмчик расползается окончательно. Поспешно собрав выкройки, я заскочил за выступ с батареей центрального отопления и наскоро связал себе подобие набедренной повязки. Я уже стал человеком среднего роста, средней упитанности. А где же Квинт? Видно, он не заметил, как я свернул в подъезд. Ну и щепетильное положение! Сверху послышались мягкие шаркающие шаги. Кто-то спускался вниз. В ту минуту я желал стать мухой, козявкой, даже клопом. Но мне повезло. Это была подслеповатая старушка. Шамкая губами, она ужом проскользнула мимо. Чуть не сбив ее с ног, весело гогоча, влетели два парня, которые тоже, к счастью, меня не заметили.
Что же делать? Еще только полдень. Здесь стоять невозможно: меня обязательно заметят. Конечно, Квинт ищет меня, но что он сюда заглянет — шансов мало. О, да что думать! Надо спрятаться на чердаке, надо единым духом взлететь на пятый этаж. Но только я вбежал на площадку первого этажа, как сверху раздался дробный стук каблучков. В несколько прыжков я очутился на своем месте. Спускалась девушка в модном сарафане с книжкой в руках. Я вдавился в батарею отопления. Девушка поравнялась со мной, я уже думал, она минует меня. Так нет, краешком глаза она заметила что-то большое белое и повернулась ко мне.
— Ой! — книжка ее упала на пол и приняла форму домика.
— Здравствуйте, — сказал я.
— 3-здравствуйте.
— Я из цирка. Абашмран-аби-Баран у себя? — спросил я первое, что пришло на ум.
— У себя, — машинально ответила девушка.
— Благодарствую, — скороговоркой выпалил я и придерживая рукой набедренную повязку, шлепая босыми ногами, словно подгоняемый сворой собак, взвился наверх. Все сложилось удачно: навстречу никто не попался, чердачная дверь была с выдернутой задвижкой, на которой болтался новый казенный замок. Но долго мне бродить по пыльному чердаку не пришлось. Я находился у дальнего слухового окошка, когда позвякивая связкой гаек со сгонами и газовыми ключами в мое обширное убежище вошло трое рабочих в вымазанных суриком спецовках и женщина в черном халате. Я туда-сюда, ну хоть на крышу лезь. Я бы, наверное, так и сделал, если бы не увидел на огромном баке круглый люк с откинутой крышкой. Размышлять было некогда и с задней стороны, ящерицей шмыгнув в люк, я очутился в баке, по пояс в вонючей, ржавой воде. Чуть ниже уровня глаз в стенке были просверлены отверстия и я прильнул к ним. Рабочие приближались. Женщина растолковывала им, что нужно делать.
— Эти вентили совсем не держат. Эта труба, видно, засорилась, а эти две протекают, надо перебирать.
— Ясно, — сказал пожилой слесарь в тюбетейке и сразу же распорядился: — Разбери вентиль и проверь клапан. А ты, Рябчик, загляни в бак. Узнай, есть ли в нем вода и сколько?
Женщина ушла.
Брякая спичками, Рябчик пошел узнавать. Я заметался. Выхода не было, и мне пришлось погрузиться с головой в эту протухшую, мутную воду. Запас воздуха в легких уже кончился. Смотрит Рябчик или нет? Когда мне стало совсем невмоготу, я высунул голову. Никого не было. По воде плавали три сожженные спички.
Я приподнялся и прильнул к отверстиям.
— Подождем, пока вода сойдет, — сказал пожилой слесарь, усаживаясь на трубу.
Вода постепенно убывала.
— А теперь послушайте, — сказал Рябчик, — что вчера со мной произошло.
Я слушать не стал, пригладил ладонью волосы и задумался. Снаружи хохотали. Вода ушла вся. Я присел на корточки, прислонившись к стенке. Голос пожилого заставил меня вскочить.
— Глянь, Рябчик, вся ли вода ушла?
Прятаться было некуда. Я уже хотел вылезть сам, когда слесарь остановил Рябчика.
— Вода в трубе перестала журчать, значит нет ее.
— Нажмем, ребята! — сказал пожилой.
Ребята нажали и часа через полтора, закончив работу, покинули чердак. Вслед за ними, озираясь по сторонам, мокрый, грязный вылез и я. Долго слонялся из угла в угол, досадуя на то, что так глупо расходую дорогое время. Уже солнце зашло, уже стемнело, а мне все еще было рано выходить. Лишь где-то в третьем часу ночи, когда последние гуляющие отошли ко сну, я осмелился спуститься вниз. Глянул на улицу — ни души! Зловеще светили фонари.
Может, в ту ночь кто и видел, как по городу во весь опор мчалось настоящее косматое привидение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74