Снятые с контроля, предоставленные самим себе
страсти - это бурный поток, который красив в
своем беге. И нас невольно манит это обегающее
ФОРМУЛЫ смыо
нас прибегающее убегание, чаруя не могущим быть
схваченным расставанием и смущая непрерывной
новизной, творимой неведомой и неиссякаемой си-
лой.
Послушаем Альбера Камю:
Это случилось во Франции, не важно, где именно. Однажды
на заре грузовик с вооруженными солдатами увозит из одной
известной мне тюрьмы одиннадцать французов на кладбище,
где вы должны расстрелять их. Из этих одиннадцати лишь пя-
теро или шестеро действительно что-то сделали для этого: ли-
стовки, несколько тайных встреч и - самое тяжкое - непови-
новение. Эти неподвижно сидят в глубине кузова; их гложет
страх, конечно, но, осмелюсь сказать, страх обычный, тот, что
всегда леденит человека перед лицом неизвестности, -страх,
который соседствует с мужеством. Остальные не совершили
ровно ничего. И сознание того, что они умрут по ошибке, падут
жертвой чьего-то безразличия, делает для них этот миг еще
более мучительным. Среди них находится шестнадцатилетний
мальчик. Вам знакомы лица наших подростков, и я не стану
описывать вам его. Мальчика терзает ужас, он мается им, по-
забыв стыд. Оставьте свою презрительную улыбку: у него зуб
на зуб не попадает от страха. Но вы посадили рядом с ним
немецкого духовника, чья задача - облегчить этим людям бли-
зящийся конец. Могу сказать с полным правом: людям, кото-
рых сейчас станут убивать, разговоры о будущей жизни совер-
шенно безразличны. Слишком уж трудно поверить, что общая
могила - не конец всему, и пленники в грузовике упорно мол-
чат. Поэтому исповедник занялся мальчиком, забившимся, как
зверек, в угол машины. Этот поймет его легче, чем взрослые.
Мальчик отвечает, он цепляется за этот утешающий голос, на-
дежда забрезжила ему. В самом немом из всех ужасов бывает
иногда достаточно, чтобы кто-нибудь подал голос: а вдруг всё
уладится?! "Я ничего не сделал", - говорит мальчик. "Да-да, -
Альбер Кам ю- французский писатель (1913-1960).
отвечает священник, -но не об этом речь. Ты должен приго-
товиться достойно принять смерть". - "Да не может же так быть,
чтобы они не поняли!" -"Я твой друг, и я, конечно, тебя пони-
маю. Но теперь слишком поздно. Я не оставлю тебя до конца,
и наш добрый Господь также. Ты увидишь, это будет легко".
Мальчик отвернулся. Тогда священник заговаривает о Боге.
Веруешь ли ты в него? Да, он верует. Ну тогда ты должен знать,
что жизнь не имеет значения перед вечным покоем, который
тебя ожидает. Но мальчику внушает ужас именно этот вечный
покой. "Я твой друг", - повторяет исповедник.
Остальные по-прежнему молчат. Надо подумать и о них тоже.
Священник приближается к их немой кучке и на минуту отворачи-
вается от подростка. Грузовике мягким чавканьем катит по влаж-
ной от ночной росы дороге. Представьте себе этот серый пред-
рассветный час, запах немытых тел в кузове, невидимые пленни-
кам поля, которые угадываются лишь по звукам: звяканью упря-
жи, птичьему вскрику. Подросток приспоняется к брезентовому
чехлу, и тот слегка поддается, открыв щель между бортом грузо-
вика и брезентом. При желании в нее можно протмснуться и спрыг-
нуть с машины. Священник сидит спиной к нему, солдаты впере-
ди зорко вглядываются в дорогу, чтобы незаплутаться в предут-
реннем сумраке. Мальчик, не раздумывая, приподнимает брезент,
проскальзывает в щель, спрыгивает вниз. Еле слышный звук па-
дения, за ним - шорох поспешных шагов на шоссе, дальше ти-
шина. Беглец оказался в поле, где вспаханная земля приглушает
шум. Но хлопанье брезента и резкий, влажный, утренний холо-
док, ворвавшийся в кузов, заставляет обернуться и священника,
и приговоренных. С минуту священник оглядывает людей, кото-
рые в свою очередь молча смотрят на него. Один короткий миг, и
в течение его слуга божий должен решить, с кем он - с палача-
ми или с мучениками. Но он не раздумывает, он уже заколотил в
заднюю стенку кабины. "Achtung!" Тревога поднята. Два солдата
врываются в кузов и берут пленников на мушку. Двое других спры-
гивают наземь и бегут через поле. В нескольких шагах от грузо-
вика священник, застыв как изваяние, пытается разглядеть сквозь
туманное марево, что происходит. Люди в кузове молча прислу-
шиваются: шум преследования, сдавленные крики, выстрел, ти-
шина, потом приближающиеся голоса и, наконец, глухой топот.
Мальчик пойман. Пуля пролетела мимо, но он остановился сам,
внезапно обессилев, испугавшись этого ватного, непроницаемой
го тумана. Он не может идти сам, солдаты волокут его. Они не
били беглеца, ну разве что слегка. Главное ведь впереди. Маль-
чик не глядит ни на священника, ни на остальных. Священник
садится в кабину рядом с шофером. Его место в кузове занимает
вооруженный солдат. Мальчик, брошенный в угол, не плачет. Он
молча глядит на дорогу, мелькающую между брезентовым чех-
лом и бортом машины. Занимается рассвет.
Да, это, какдамокпов меч,
Что мне когда-нибудь с годами
Придется в землю, в землю лечь.
А я ее топчу ногами.
(н. к. Доризо)
Я знаю, никакой моей вины
В том, что другие не пришли с войны,
В том, что они-кто старше, кто моложе -
Остались там, и не о том же речь,
Что я их мог, но не сумел сберечь -
Речь не о том, но всё же, всё же, всё же...
{А. Т. Твардовский,
1910-1971)
Генри Дейвид Торо
1817-1862
/Американский писатель,
философ, мыслитель/
(Художник А. Е. Куманьков)
Формулы-
систематизсщим
IU Систематизация - удивительная вещь. Доста-
точно обычное и известное расположить в некоей
заданной (поначалу пусть даже просто учетной!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75