Кроме того, другой человек,
тот, кто в соответствии со своей простой натурой ищет в первом
простые ответы, сам "констеллирует" (выражаясь техническим
языком) в нем сложности как раз тем, что ожидает простые ответы
у человека сложного. Тот nolens volens вынужден отступить перед
убедительной силой простого. Духовное (процесс сознания в
целом) означает для людей склонность во всех случаях оказывать
предпочтение простому, даже если оно совершенно неверно. Если
же оно оказывается хотя бы наполовину правдой, то человек
оказывается как бы в его власти. Простая натура действует на
сложную словно маленькая комната, не предоставляющая ему
большого пространства. Сложная натура, напротив, предоставляет
простому человеку слишком большое помещение с огромным
пространством, так что тот никогда не знает, где он, собственно
говоря, находится.
Таким образом, совершенно естественно происходит, что более
сложный человек содержит в себе более простого. Но он не может
содержаться в последнем, он окружает его, не будучи сам
окруженным. А так как он, пожалуй, имеет еще большую
потребность быть окруженным, чем последний, то он чувствует
себя вне брака и поэтому в зависимости от обстоятельств играет
противоречивую роль. Чем больше фиксируется поглощенный, тем
более вытесненным чувствует себя поглощающий. Благодаря
фиксации первый проникает вовнутрь, и чем глубже он туда
проник, тем меньше способен на то же последний. Поэтому
поглощающий всегда как бы "наблюдает из окна", сначала, правда,
бессознательно. Но когда он достигает середины жизни, в нем
пробуждается страстное желание обрести то единство и цельность,
которые в соответствии с его диссоциированной натурой ему
особенно необходимы, и тогда с ним обычно происходят вещи,
приводящие его к конфликту с сознанием. Он осознает, что ищет
дополнение - "поглощенность" и цельность, которых ему всегда
недоставало. Для поглощенного это событие означает прежде всего
подтверждение всегда болезненно переживаемой неопределенности;
он обнаруживает, что в комнатах, которые вроде бы принадлежали
ему, живут еще и другие, нежеланные гости. У него исчезает
надежда на определенность, и если ему не удается ценою
отчаянных усилий, насильственным путем поставить на колени
другого и заставить его признать и убедиться, что его
стремление к единству является всего лишь детской и болезненной
фантазией, то это разочарование вынуждает его вернуться к
самому себе. Если этот акт насилия ему не удается, то смирение
со своей участью приносит ему большое благо, то есть знание
того, что ту определенность, которую он постоянно искал в
других, можно найти в себе самом. Тем самым он обретает самого
себя и вместе с тем обнаруживает в своей простой натуре все те
сложности, которые тщетно в нем искал поглощающий.

Если поглощающий не будет сломлен при виде того, что можно
назвать ошибкой брака, а поверит во внутреннее право своего
стремления к единству, то прежде всего он справится с
раздробленностью. Диссоциация исцеляется не путем отщепления, а
посредством разрыва. Все силы, стремящиеся к единству, все
здоровое желание обрести самого себя восстают против разрыва, и
благодаря этому человек осознает возможность внутреннего
объединения, которое он прежде искал вовне. Он обнаруживает как
свое достояние цельность в самом себе.
Это то, что чрезвычайно часто случается к середине жизни; и
таким образом удивительная природа человека добивается того
перехода из первой половины жизни во вторую, превращения из
состояния, где человек является лишь инструментом своей
инстинктивной природы, в другое состояние, когда он уже
является самим собой, а не инструментом - добивается
превращения природы в культуру, инстинкта - в дух.
Собственно говоря, нужно остерегаться прерывания этого
неизбежного развития путем морального насилия, ибо создание
духовной установки за счет отщепления и подавления влечений -
подделка. Нет ничего более отвратительного, чем втайне
сексуализированная духовность; она так же нечистоплотна, как и
переоцененная чувственность. Однако такой переход - путь
долгий, и большинство на этом пути застревает. Если бы все это
душевное развитие в браке и посредством брака оставалось в
бессознательном, как это имеет место у первобытных людей, то
такие изменения совершались бы без излишних трений и более
полно. Среди так называемых первобытных людей встречаются
духовные личности, перед которыми можно испытывать
благоговение, как перед совершенно зрелыми произведениями
безмятежного предопределения. Я говорю здесь, опираясь на
собственный опыт. Но где среди современных европейцев можно
найти такие неискалеченные моральным насилием фигуры? Мы
по-прежнему во многом варвары и поэтому верим в аскетизм и его
противоположность. Однако колесо истории нельзя повернуть
вспять. Мы можем стремиться только вперед в направлении той
установки, которая позволит нам жить так, как того, собственно,
желает ненарушенное предопределение первобытного человека.
Только при этом условии мы будем способны не извращать дух в
чувственность, а чувственность в дух; должно жить и то и
другое, потому что существование одного зависит от
существования другого.
1 2 3 4 5 6