В прошлый раз Золотов
улизнул от меня, его судьба отшарахнулась от помощи, а мы бы могли помочь
друг другу еще тогда, но теперь я не собирался упустить возникший случай
поправить это дело.
- А правда, хороший сборник, - подбодрился Золотов, снова обращаясь
ко мне, - целых шесть стихотворений моих! Вам понравились?
- Еще бы, - заискивающе поддакнул я, - вы настоящий поэт.
- Вы мои мысли читаете, - обрадовался газетчик, - тут недавно ко мне
подходил мой знакомый, роман, говорит, издал, я ему так и сказал, как его
там звали... фамилия у него дурацкая, а, Палецкий, так вот я ему так и
сказал: "Ну, роман каждый Палецкий может написать, а вот шесть
Стихотворений, - выразительно подчеркнул слово "стихотворений" Золотов, -
не каждый может опубликовать".
- Да, это точно, вы правы, - быстренько подтвердил я и принял
серьезный вид, боясь, что Золотов усечет мою неискренность, потому что
глаза у него были очень прожорливые по отношению к своей славе, а значит
могли не упустить, подсмотреть мимолетные штрихи моего лица, означающие
мое истинное отношение к так называемой поэзии этого газетчика.
Хотя астральная шайка вряд ли могла ошибиться в оправданности выбора
своей жертвы, но мне все-таки не думалось, что этот тип Золотов и в самом
деле может составить в перспективе авангард литературы. "Но он же сейчас
остановлен, уничтожен", - отвечал я себе, чтобы не столь уж поддаваться
своим столь чувствительным взглядам на этого человека в предоставленной
мне данности. Но жизнь, она гораздо неожиданнее, чем предполагаем мы, и
если смахнуть со стола "крошки", то обнаружится, на первый взгляд,
замысловатая, но если присмотреться, логичная ее структура, клеенчатый
рисунок.
- Послушайте, вы мне нравитесь! Я здесь недалеко живу, пойдемте ко
мне, выпьем по чашечке кофе, - предложил Золотов мне.
- А что, я не против, - сразу же согласился я, логика жизни начинала
оправдывать себя, подтверждать свое незримое существование.
- Все, - сказал Золотов, - ну их на хер, эти газеты. - И он нагнулся
к своим ногам, подхватил черный обтрепанный портфель и ловко метнул в его
нутро остаток нереализованного товара, затем он защелкнул портфель,
подхватил его под мышку, ибо ручек не было, и добавил: - Ну что, идем?
- Я готов, - оживился и я, и мы задорно зашагали в гости к Золотову.
Дорога была мне знакома, тогда, в Астрале, следуя за Золотовым по
пятам в надежде быть понятым, я хорошо запомнил ее.
Газетчик жил в нескольких минутах хотьбы от Центрального рынка, не
доходя до Братского переулка, и мы с ним действительно шагали в ногу, как
братья.
Дома Золотов предложил мне присесть на все тот же диван, ведомый мне
по Астралу, с кулачищами выпрыгивающих пружин под шелушащейся обивкой, и
предложил чаю, ибо кофе не оказалось: Золотов много перетряс банок и,
наконец, из одной из них, хотя они все были из-под кофе, просыпались
чайные крошки, и по все комнате теперь валялись пустые разноцветные банки.
- А я недавно женился, - осведомил меня стихотворец, - замечательная
баба, правда, немножко горбатая, но я не смотрю на это, у нее душа прямая,
- расхохотался Золотов. - Мы не расписывались, но все равно живем, не
убегаем друг от друга, скоро она явится, и вы познакомитесь, только,
пожалуйста, - перешел на шепот Золотов, - вы с ней поаккуратнее.
- А что? - тоже прошептал я, недоумевая.
- Ведьма, - сказал Золотов и добавил, - страшная.
- В каком смысле ведьма?
- В самом прямом.
- Да ну?
- Я вам говорю!.. С мертвецами, - негромко сказал стихотворец и
огляделся по сторонам, - общается.
- Да уж, у вас не только стихи необычные, но и окружение тоже, -
хвалебно сказал я, и Золотову это понравилось.
- А вы как думали, иначе я бы никогда не написал эти шесть
стихотворений, правда, в последнее время мне что-то не пишется, -
погрустневши, определился он и протянул мне чай в замусоленной чашке без
блюдца. - Сахара нет, - добавил газетчик, - вчера кончился. Может, сейчас
Ветистова притащит.
- А Ветистова это кто? - переспросил я, гадливо пригубливая чай, но
делая это незаметно, чтобы не насторожить хозяина, не оттолкнуть его
расположенность ко мне. Роль откровенного почитателя всегда сложнее роли
критика.
- Как, вы не знаете, кто такая Ветистова?
- Нет, - отрицательно покачал я головой.
- Да это же она самая.
- Кто?
- Моя жена, а я разве вам не сказал об этом?
- Нет. То, что у вас есть жена, вы упомянули, но что именно она
Ветистова, об этом ни слова.
- Странно, ну да ладно, хотите, я вам свои первые стихи почитаю, они,
правда, не вошли в сборник "Счастливый сон", - Золотов рылся в шкафу. -
Но, сами понимаете, редактура у нас "без слуха", так сказать, да и потом,
разве можно вместить всю мою открытую душу... печатные площади ограничены,
- надменно произнес стихотворец, и развел руками, и важно оттопырил нижнюю
губу, в одной руке у него уже находилась тетрадка, такая же замусоленная,
как и предложенная мне кружка с чаем.
Теперь Золотов присел со мной рядышком, разлистнул эту тетрадь и
сказал: - Вот, оно открылось - его и прочту, напоминаю, это из первых моих
стихов.
- Да-да, - подтвердил я и принял внимательный вид, - читайте.
И Золотов нараспев задекламировал:
Найти бы
пятновыводитель,
Что с неба выведет
Луну!
Померк бы
мой руководитель,
И я ко тьме бы лишь
прильнул!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161