- Женщину, - тихо добавила Вика, как-то задумчиво и нежно.
Я немного сконфузился и добавил:
- И женщину тоже, - и я прикоснулся губами к Викиной щеке. Вика ушла.
Я подошел к зеркалу в прихожей и пристально посмотрел себе в лицо:
- Тридцать, - рассуждал я про себя, - седые волосы частенько вырываю,
и до сих пор в чем-то не уверен. А Вике - двадцать, но она уже успела
пожить замужем и разойтись... Решительная она все-таки... В шестнадцать -
родить Оксанку!
Наскоро позавтракав, я ушел к себе в комнату и прилег на диван
поваляться минут пятнадцать и тут вспомнил, что именно сегодня хотел
начать заниматься Хатка-йогой и проснулся для этого пораньше, а вот не
получилось.
Я оглянулся на журнальный столик и прочел на корешке подаренной мне
книги таинственную надпись: "Возрожден ли мистицизм?"

КЛАДБИЩЕ
Лежа на диване, я закрыл глаза и совершенно неожиданно для себя стал
вспоминать события трехдневной давности...
Могила была еще совсем свежая. Из-за громадных венков выглядывала
табличка с фотографией нового покойника. Надпись на табличке гласила:
"Незнамышев Валерий Геннадьевич 1970 - 1988 гг." Бумажные цветы
перешептывались на догоравшем ветерке вечера. Они шелестели, словно
высушенные под солнцем. Я неторопливо проходил мимо, осторожно шагая по
узкой ветвистой тропе между могил, и невольно посматривал на фотографию
Незнамышева. Казалось, с какой-то безысходностью "осматривается" покойник
вокруг... Повсюду теснились накренившиеся в разные стороны кресты, словно
некогда расшатанные сумасшедшими ветрами. Послышался громкий шорох в
глубине кладбища. Точно огрызнувшись на кого-то, протяжно и злобно
вскрикнула ворона. Она встрепенулась в небо и, бесшумно пролетев почти над
моей головой словно черная тряпка, упала за высокий и сучковатый куст
сирени напротив... Я посмотрел ей вслед, огляделся по сторонам и, смахнув
ладонью засохший комок грязи с почерневшей доски, присел на теплую от
солнышка деревянную лавку у могилы друга...
За много покойных лет уставший смотреть в одну точку со своей
фотографии, он глядел так, словно больше не узнавал меня. Я уже давно не
был здесь. Но было похоже, что он не узнавал не только меня, но и весь
окружающий мир. Он забыл все и навсегда...
Фотографии у меня часто вызывают определенный размах сомнений и
рассуждений. Сомнений - нужны ли они; рассуждений - если да, то зачем? Вот
и Саша, друг, знал ли он тогда, когда фотографировался, а я помню тот
день, что он смотрит не просто в объектив фотоаппарата, а на это печальное
кладбище?..
И так, немного порассуждав про себя, я внутренне умолк и просидел
минут пять в кромешной тишине ни о чем не думая. Все вокруг молчало:
могилы, фотографии покойников, кресты. Глухонемое пространство обступало
меня.
На языке вертелось одно слово: Саша... Оно как бы пробегало по кругу
и снова: Саша... И, немного помедлив, опять - Саша... И вдруг это слово
вымолвилось вслух. Я оторопел, внутренне, строго покосился на себя, как бы
оценивая происходящее, огляделся по сторонам - никого не было... Я не
узнал свой голос и, прислушиваясь, повторил громче: - Саша... - После
чего, помедлив две-три секунды, я заговорил, обращаясь к таинственно
обступившей меня не видимости, глядя на фотографию друга: - Саша...
Здравствуй... - Я еще раз огляделся по сторонам и подумал: "Пожалуй, слово
"здравствуй" неуместно, больше подходит... - Покойной земли тебе, Саша,
друг, - последнюю фразу я произнес опять вслух.
Я продолжал говорить, уже теперь не обращая внимания ни на что: - Ты
прости меня, Саша... Я давно не был на твоей могиле... Но, сам понимаешь
почему. Мы, живые, весьма ограниченны! Мы редко выходим из игры, за черту
жизни, чтобы посоветоваться со смертью. Нам некогда советоваться!.. Нам
некогда мудреть!.. Но одно я понял в жизни: без почтительного отношения к
смерти - нет совести. Совесть - это совет. А кто может дать самый высший
совет, чтобы оценить что-то и кого-то в жизни - только смерть.
Помню, что в подобном духе я еще долго продолжал размышлять вслух и
не заметил, как рассказал перед фотографией друга о том, чем живу, что
делаю... Я поведал о своих бедах и радостях, и еще о многом и многом. И
уже не помню, как это у меня получилось, но в конце своей, если так можно
выразиться, надмогильной, исповеди, я заговорил вопросительно, почти что -
требовательно:
- Саша, ты никогда не верил в Бога. Но ты так мало прожил -
семнадцать лет!.. И тебе многое простительно... Может, тебе покажется
смешным, но мучит меня вопрос, который уже давно решили для себя атеисты:
есть ли Бог на свете?.. Честное слово, Саша... У меня высшее гуманитарное
образование, а я сомневаюсь, что Бога - нет... И в этом признаться могу
только здесь, тебе... Саша... Ответь, скажи мне - есть ли Бог на свете?
Я вздрогнул всем телом, лежа на диване. Воспоминания отступили.
Да, это было именно так... Именно так я просил... Господи!.. Вот
почему Саша приходил ко мне прошлой ночью во сне... Только во сне ли?.. Во
сне?..
Я подскочил с дивана, быстро оделся, завернул свой завтрак в газету,
уложил его в дипломат и выскочил на лестничную площадку. Взявшись за
дверную ручку, я, словно раздумывая, медленно потянул входную дверь на
себя. Протяжно щелкнул замок. Я сделал несколько быстрых шагов вниз по
ступенькам, но, постепенно замедляя шаг, на какое-то мгновение сердцем
почувствовал, как что-то таинственно и беззвучно будто шевельнулось за
дверью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161