Тело моей дочери было до такой степени тесным для меня, что казалось,
оно - вот-вот растрескается! Я шагал слабенькими ножками, делая эти
крохотные шаги, будто играл в карманные, величиной со спичечный коробок
шахматы!
Я все время боялся сделать что-нибудь не так, какую-нибудь
неловкость, непростительное, необдуманное резкое движение: ведь мое
воображение не было так сковано во взмысленности, в такие маленькие рамки.
По своему жизненному опыту я был взрослым человеком, мужчиной, и все мои
движения, освоенные за долгую жизнь, никак нельзя было полностью перенести
на неуклюжее тельце дочери.
Я не знал, а это являлось особенно грустным и вызывало особую
настороженность, не знал я самого главного, пределов этого земного тельца,
и, что еще важнее, я и не чувствовал их! Да! В том-то и состоял риск
овладения чужим челом, а тем более телом маленького ребенка, что никакой
боли не ощущаешь в нем! И потому шагал я хотя и уверенно, но достаточно
настороженно.
Достаточно было сделать один неверный шаг, в полном объеме взрослого
человека, и я незамедлительно бы натворил бед, и, возможно, непоправимых!
Эти маленькие ножки! Связки, сухожилия могли попросту говоря порваться, в
любой момент могла бы хрустнуть какая-нибудь, еще такая "молочная",
косточка! Нет! Не дай Бог!
И потому я хотя и шагал одержимо, но какое-то усилие, островок
нравственности, так же одержимо помнили об ответственности!..
Ну вот, я стоял у изголовья своего земного тела, сосредоточенно
всматривался в свое, казавшееся безжизненным, заостренное лицо. Муть
ожесточенности к бессилию своего положения, безумное сожаление о
происходящем начинало одолевать мой рассудок. Но я еще с трудом, но мог
сдерживать себя.
Так я простоял у своего изголовья некоторое время: в молчании, в
переосмысливании всего на свете.
Вскоре я почувствовал, как Сабинино сердечко заколотилось, ее дыхание
стало прерывистым, спазмы окольцовывали горлышко. Подобные взрослые
переживания были способны убить малышку! Сердечко могло бы не выдержать, а
детские легкие - просто порваться!
Насколько у меня хватало сил, я сдержался, но слезы, они все-таки
покатились, закувыркались по щечкам девочки.
Маленькой ручкой я прикоснулся к жестким волосам моего земного тела,
и неожиданно захныкало и громко разрыдалось Сабинино лицо!
Да, я плакал, отчаянно ревел детским голосом...
Вбежала в комнату Наташа, о ней-то я совсем забыл! И тут я обернулся
назад на ее зов и взглянул серьезно ей в глаза так, что Наташа -
остановилась на мгновение, как завороженная.
- Наташа! - громко и внятно сказала девочка, но тут же я замолчал,
ибо последствия для моей Сабинушки, если бы я продолжал говорить в ее
теле, оказались бы непредсказуемыми...
- Сабинушка, что с тобой?! - кинулась наконец опомнившаяся Наташа ко
мне и обняла свою дочь.
Но как только Наташа обняла мое хрупкое тельце, я тут же пришел в
себя: немедленно сосредоточился, и покинул тело своей дочери, и завис в
изнемогших чувствах поодаль.
Остальное произошло по сценарию природы: Сабина проснулась, пришла в
себя, уже будучи на руках у растерянной мамы, целовавшей и отчаянно
обнимавшей дочь.
- Сабинушка, доченька, тебе что-то приснилось страшное? Успокойся,
маленькая, мама с тобой, все хорошо...
Девочка была абсолютно спокойна после того как проснулась, и подобный
перепад немало насторожил Наташу, и она даже недоверчиво огляделась по
сторонам.
- Я плакала? - заинтересованно и неуклюже пролепетала Сабинушка.
- Да, малышка, да, Сабинушка, - приговаривала Наташа, и слезы едва
сверкнули у нее в глазах. - Скажи, ты, наверное, плакала о папе? Ты
хочешь, чтобы он встал? Да, маленькая?
- Мама, мама! - потеребила Сабина свою разволновавшуюся маму за
отворот халата.
- Что, доченька?
- Мама, я хочу си-и! - закапризничала девочка.
- Да ты что! - игриво удивилась Наташа, этот поворот ее немного
успокоил. - Ты же у меня такая взрослая!
- Хочу си-и! - не унималась Сабина, и действительно, теперь уже по
своей воле, начала хныкать и уже приготовилась разрыдаться.
- Вот это да! - укоряла ее Наташа. - И не стыдно тебе? Ведь сисю
сосут только маленькие детки!

В БИБЛИОТЕКЕ ЧУВСТВ
...Я долго так страницы перелистывал,
Осмысливая буквенную вязь,
И мне хотелось дня такого чистого!...
А на страницах: черной краски грязь.
Довольно книгу перепачкал рок, -
Лишь белые просветы между строк!...
Но все же нет!... Здесь истина права:
Чтобы прочесть союз добра и зла -
Все в черных красках светлые слова...
Я прочитал это, свое, случайно разлистнутое по настроению,
стихотворение, захлопнул книгу и поставил ее на одну из полок моей
астральной библиотеки и призадумался...
Астральная комната, я давно здесь не был, но теперь хорошо владел ее
законами, и стоило мне чего-либо пожелать, как это желаемое, возникшее
всего лишь, как я называл, "во взмысленном вдохновении", другими словами -
в осмысленном течении воли, итак, желание являлось в том или другом
незамедлительно сформированном образе, такое доступное, невинное и
податливое.
Вот и сейчас я сидел в удивительном астральном кресле, какое только
могла придумать, вообразить в самом совершенстве, самая гениальная
инженерная мысль, там, на Земле.
Кресло реагировало на мое настроение, изменяло цвет и величину своих
частей, оно как бы было связано с моим подсознанием, в различных местах
своих могло уплотняться даже растворяться до ощущения свободного парения у
сидящего, также оно принимало любые конфигурации:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161