Однако соленое мясо с лепешками и
молодыми огурчиками прекрасно пошло и так, без воды. Поев, спустились к
Живой Паводи, напились горстями. Тут Верен и Смел, довольные, присели
перед дорогой, откинувшись на крутой косогор, а Сметлив опять загрустил.
Он постоял, шмыгнул пару раз носом и сказал неуверенно: "Ну, я пойду.
Хватит провожать, пожалуй. Белой дороги вам..." - но никуда не пошел, а
остался стоять, глядя на реку. Смел лениво подначил: "Хо! Шожрал вще, что
было, а теперь в кушты, да?" Сметлив поглядел на него с обидой - как он не
понимает? Момент и правда был очень трудный, ибо Сметлив больше всего на
свете боялся быть смешным. И теперь, чтобы уберечь лицо, надо ему было
немедленно топать домой с самым веселым видом, сделав им ручкой и пошутив
насчет невесты - ан не получалось, ноги не шли и в глазах темнело при
одном воспоминании о распахнутой двери пустого дома.
Так постоял он, пообижался, не зная, что придумать, да вспомнил, на
счастье, подначку Смела и ухватился за нее как за соломинку,
притворившись, будто воспринял всерьез: "Да, нехорошо получилось...
Съестного-то у вас негусто. А здесь недалеко сарай рыбацкий есть - к
вечеру дойдем. Так и быть, - хр-р... их-х! - накормлю вас рыбкой. Там и
переночуем, а завтра - домой..." Смел поглядел на него с лукавым
одобрением, а Верен легко поднялся на ноги: "Тогда пошли."
Они пошли по дороге, натоптанной и наезженной вдоль реки. Спрямляя
излучины, колея то уводила в глубину леса, то жалась к самому береговому
обрыву. Никто не попадался им навстречу. Это осенью торговцы тянутся в
Рыбаки, а весной вся торговля - в городе. В тот день лишь одна воловья
упряжка, до краев груженная дорогой розовой рыбой, обогнала их. Знакомые
поселковые мужики окликнули стариков, удивились - куда это они наладились,
предложили подвезти. Но те, памятуя наказ Управителя, отказались. Прошли
вверх по реке два корабля, которые изрядно уставший с непривычки Сметлив
проводил завистливым взглядом. Но промолчал, вздохнул только. Перед
сумерками дошли худо-бедно до сарая, о котором толковал Сметлив.
Здесь Смел принялся разводить огонь, устроил из сухой прошлогодней
травы какие-никакие лежанки, нашел помятое, но без дырок жестяное ведерко
и приспособил его над костром, зачерпнув воды. Потом отправился на добычу:
еще на подходе приметил он несколько кустов дикого чая, и находка эта
сильно его обрадовала.
Верен и Сметлив тем временем плюхались по пояс в зябкой весенней
воде, тихонько проклиная потемки и скользкие коряжины под ногами: ставили
сеть. "Ни поплавков, ни грузил!" - ругался Сметлив. Однако в конце концов
управились и поспешили в сарай. Здесь ярко пылал бездымный костер - они,
продрогшие, жадно потянулись к нему руками. Тут же Смел налил им завара
чайных почек в глиняные, грубого обжига кружки, обнаруженные в темном
углу. Хороший оказался сарай, ничего не скажешь.
Отогревшись, рыболовы получили по толстому ломтю сыра с молочной
лепешкой и снова по кружке чая вприкуску с вываренным в молоке сахаром.
Костер съедал ветку за веткой, блики огня играли на лицах, холодный ночной
ветерок, тянувший вдоль реки, не доставал их - не было в тот вечер на
свете уютней жилища, чем старый рыбацкий сарай на берегу Живой Паводи.
"Эх, хорошо", - выдохнул разомлевший Сметлив.
Долго не просидели - глаза слипались от тепла и усталости. Стали
устраиваться на ночь. Смел и Верен уснули быстро, а Сметлив долго
ворочался и ворчал, что от травы он весь чешется. Потом тоже затих.

Сметлив очень боялся, что от холодной воды здоровье его окончательно
пошатнется. Но наутро, открыв глаза, почувствовал себя на удивление бодрым
и сильным. Он живо растолкал Смела с Вереном, велел Смелу заводить чай, а
сам отправился с Вереном снимать сеть. Недаром Сметлив считался лучшим в
поселке рыбаком: он всегда сквозь воду видел, где рыба ходит. И на этот
раз чутье ему не изменило: сеть была вся утыкана мелочью, но главное - в
ней запутались два крупных мордана.
Чай решили отменить и перешли на уху. Смел начал чистить и потрошить
мелочь, а Сметлив собственноручно разделал и засолил морданов, чтобы не
пропали в дороге. Вообще он был очень деятелен, со вкусом распоряжался
("Смел, да кто же так рыбу чистит? - Верен, сполосни-ка кружки под уху!")
и почти не задыхался - словом, стал неузнаваем. Но к моменту, когда
поспела уха, он заметно сник и хлебал нехотя, хотя навар был отменным. А
когда завтрак подошел к концу - совсем поскучнел. Не смотрел ни на кого,
тыкал прутиком в дымящиеся головешки. И всем было ясно - почему, и Верен
даже хотел сказать: "Да брось ты, Сметлив. Мы все понимаем. Пошли с нами",
- но не сказал, а Смел от расстройства и от того, что перехватывало горло,
выдавил только одно слово: "Шметлив..." - и, сам того не желая, все
испортил, поскольку в голосе его Сметлив услышал жалость, а жалость он
считал оскорбительной. Встал, хотел что-то сказать - не вышло, молча
махнул рукой и, сгорбившись, вышел в низкий дверной проем.
Смел чуть не плакал от огорчения, но суховатый Верен сказал:
"Собираться надо", - и был прав. Они уложили съестное так, чтобы хлеб не
провонял рыбой, прихватили ведерко и кружки - пригодятся, осмотрелись,
чтобы ничего не забыть. Вышли на дорогу и вместе поглядели назад. Но
Сметлив уже скрылся за поворотом.
Они пошли (а правильнее сказать - побрели) дальше, настроение было
поганое. Как-то втроем все очень ловко получалось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87