Здесь можно было умыться и посидеть на коряжине, переживая
обиду.
Здесь и нашел его Смел.
Нет, он никого не искал. Но Верен шлялся по философам и поэтам,
Сметлив целыми днями пропадал с Цыганочкой, заявляясь только к ночи, а
Смел скучал в одиночестве. Вот он и стал гулять по городу, и занятие это
очень ему понравилось. К молодости своей Смел быстро привык, но волшебная
сила клокотала в жилах и требовала выхода. Он весело цеплялся с
лавочниками и торговками, задирал молодых девиц (у тех в ответ начинали
блестеть глаза), а на ярмарке поспорил с сумрачным пожилым могулом, что
усидит на его быке, пока крутится пущенный с веревочки волчок. Могул
оказался большим мастером запускать волчок, однако Смел верхом на ревущем
и брыкающемся звере цеплялся за что попало, благополучно скатился кубарем
в последний момент - и выиграл десять монет. Отпраздновав победу двумя
кружками ячменной браги, он пошел поглядеть порт, заплутал там немного и
набрел на Последыша.
Сначала Смел услышал всхлип и остановился: река плеснула? Двинулся
было дальше, но звук повторился. Тогда Смел заглянул в узкий проход между
грузами, приготовленными к отправке, и увидел мальчишку лет тринадцати,
сидящего на черной коряжине у самого берега. Мальчишка сопел, всхлипывал и
со злостью вытирал со скул слезы сбитым до крови кулаком. В детстве Смел и
сам был не дурак подраться (да и потом), но даже если бывал бит, никогда
не переживал так сильно. Видно, крепко досталось, - пожалел он мальчишку.
Смел неслышно подошел сзади и положил руку на его угловатое плечо.
Тот обернулся резко и угрожающе, но как увидел Смела - сник и безразлично
отвернулся. Никого сейчас не надо было Последышу. И этот смуглый - пусть
катится. Пусть катится, хотя ясно, что это чужой, а значит, никому не
расскажет про увиденные слезы, ничего не знает про подначки, про шапку
прадеда, про драки - но все равно, пусть катится.
Тот, однако, не покатился, а напротив, присел рядом на корточки и
сказал беззаботно: "Хо! Подумаешь - подрался. Нечего плакать. Все
дерутся". Последыш опять всхлипнул и вдруг вскипел: "Это разве драка -
когда четверо на одного?" - "О-хо... Так нечестно. И за что ж тебя?"
Последыш насупился: "Дразнятся..." Смел подумал, что быть молодым вовсе не
так хорошо, как это кажется из старости. Он потрепал мальчишку по голове и
предложил: "А ты расскажи..."
Странный он был какой-то, этот смуглый. Другого Последыш послал бы,
конечно, на китулин рог, чтоб не совался, где не просят. А этот странный
был. Наверно, потому что чужой. И рассказал ему Последыш, шмыгая носом и
сбиваясь, как играли они в звон на пустыре за пороховым сараем, где ходить
не разрешается. Смуглый покивал и спросил, какая такая шапка. Пришлось
объяснить, что прадед у Последыша - фельдмаршал, и ему, прадеду то есть,
положена по форме голубая волчья шапка - одна на все Поречье. "А почему
три головы?" Последыш пожал плечами: если б знать! Смуглый задумался.
"Сколько лет твоему прадеду?" - "Не знаю... Больше ста, наверно". Смуглый
замолчал, а Последыш шмыгнул носом, потрогал на всякий случай - не кровь
ли? - и стал кидать в воду камешки, пугая мальков.
Наконец Смел спросил мальчишку, не знает ли он в городе стариков -
самых старых стариков - кроме прадеда. Ну, Огарок, - стал вспоминать
Последыш, - тюремный сторож, пьяница (Смел кивнул), есть еще один старый
сержант, есть при дворце лекарь... Но они, кажется, моложе прадеда. Смел
помотал головой - все не то. Последыш безразлично пожал плечами и
отвернулся. Мол, не нравится - не бери. Обида, скрутившая душу тугим, до
слез, жгутом, стала уже отпускать, забываться - и разговор становился
ненужным. Но тут Последыш вдруг вспомнил: Мусорщик! Кто такой... Ну, есть
один дед - сто лет в обед, мусор собирает. Да кто его знает, где найти...
Он вечером мусор в карьер отвозит. Идти? Идти прилично: через весь город,
и там еще...
Смуглый спросил: "Тебя как зовут-то?"
Познакомились.
И тогда Смел поднялся: "Вставай, Последыш. Пойдем на карьер".

Каждый вечер по мощенным булыжником улицам Белой Стены проезжала
тележка, запряженная старым серым ослом. Осел хорошо знал, каким путем
ехать, и сам останавливался у домов побогаче, где могли себе позволить
платить Мусорщику три серебряные монеты в месяц. Там старик кряхтя
вываливал в тележку ведра, тазы, корзины, которые хозяйки загодя
выставляли за двери.
Он ездил так много-много лет, а сколько - никто никогда не считал.
Мусорщик был так стар, что при виде его вспоминались дряхлые вязы из
Наказанной рощи; правый бок изуродован был, по слухам, ударом чудовищной
лапы белого скроббера; левая нога, перешибленная камнем, неправильно
срослась - в чем только душа держалась? А вот жил и жил, да еще ковылял
пешком за тележкой - берег осла. О Мусорщике знали мало, да и не
стремились особенно. Подумаешь, отмотал двадцать зим на Серебряном плато.
Это теперь таких мало осталось, а раньше-то!.. Да и не в себе старый,
молчит все время, а заговорит... словом, Смут его разберет. Видно, на
рудниках ему вместе с зубами и мозги вышибли.
Когда телега наполнялась доверху, Мусорщик вел осла к заброшенному
карьеру, где прежде добывали белый камень для строительства городской
стены. Там он ставил телегу у обрыва и лопатой скидывал мусор вниз, пугая
стаи ворон и диких собак.
Здесь и ждали Мусорщика Смел с Последышем.
Он не обратил на них ни малейшего внимания, пришлось дождаться, пока
последняя лопата мусора была отправлена с обрыва, после чего снизу
донеслись хриплые крики ворон, лай и рычание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87