Она смотрит, а сама будто ничего не видит - как задумалась.
Я ее за руку беру, а у нее ладошки все мокрые. Руку отдергивает, "не
трогай меня" - орет. Ну мы еще посидели, фильм кончился, вроде она
успокоилась. И говорит, что главный герой на папашу ее похож. Не на
родного (тот давно сбежал, она его и знать не хочет), а на отчима, что с
матерью жил. Она и теперь иногда к нему ездит, хоть и с мамашей ее
развелся год назад - теперь у него новая жена. Он матери моложе, а сам
дизайнер по мебели. У него и мастерская есть, и все такое. Вот только с
мамашей он не контачит, и Лариска ездит к нему тайком от матери. А про
подарки его говорит, что подруга продает и еще и деньги у матери просит.
Ну, та ей вообще ни в чем не отказывает, но вот к нему не пускает.
- Это потому, что я его очень люблю, - говорит Лариска.
- А ей не все равно, ведь они развелись? - не понимал я.
- Да нет, - машет она рукой, - ну как ты понимаешь... - Лариска
теребит пуговку у воротника и молчит.
- А меня, - говорю, - любишь?
- Тебя... - холодно и раздумчиво тянет она, - не надо об этом... если
я тебе скажу, то ты, пожалуй...
И сидит вся такая чужая, отстраненная и непонятная. Потом оттаяла
вроде. ...Утром позавтракали. Сидели. Молчали. Потом я с духом собрался:
- Но ведь у нас вроде все хорошо, ты сама говорила... В чем дело-то?
- Ни в чем, - отвечает, - неважно!
- Ну мне-то можно сказать, - говорю, - сама говорила, что у нас с
тобой никаких секретов нет!
- Это не секрет, а просто тебя не касается, - а сама в сторону
смотрит.
- У меня может быть своя личная жизнь или я должна перед тобой
отчитываться?
- Да нет, - говорю - конечно, не надо отчитываться, но это ведь меня
тоже касается! Это и мое дело тоже!
И за руку ее взял, повернул к себе. Она дернулась, руку вырывает. Я
держу.
- Пусти, - кричит, - немедленно!
Отпустил. Помолчали. Как ей объяснить?
- Понимаешь, - говорю, - мы ведь всегда все друг другу рассказывали.
Зачем нам обманывать, я ведь тебе ничего не сделал!
Вижу, ее проняло. Опять помолчали. Повернулась, смотрит.
- Ты уверен, что этого хочешь?
- Да.
- Хорошо, - и села, обняв колени.
Задумалась. Ну а потом вдруг и выложила:
- Я думала у меня это прошло, но вот опять... Я его люблю... Он был
такой красивый, такой большой. Мать по сравнению с ним совсем не
смотрелась. Подтянутый, всегда в чистой рубашке. И пахло от него
замечательно. Когда мать мне его представила Павлом Васильевичем, он
засмеялся. Да так здорово, так красиво, мать и сама тоже прыснула, хотя и
старалась серьезную физиономию состроить. А потом, через неделю, говорит,
что звать его я могу как хочу - хоть Пашка-папашка. И опять же смеется.
Ну, я его в папашку и переделала. Я тогда в седьмой класс уже ходила, мне
пятнадцать исполнилось - так он мне на день рождения французские духи
подарил и сережки с селенитом. Ух, до чего красивые - ни у кого таких нет!
И шампанское сам принес. Мы тогда с друзьями и девчонками у нас собрались,
а с родителями договорились, что они в кино пойдут. Мальчишки, конечно,
вина принесли потихоньку - "чтобы никто не догадался". Но тут-то
шампанское! Да еще фирменное! Вот папашка дает! Мать было визжать - мол,
рано им еще, а он ей "Почему это рано? Пора!" И сам открыл. "Первый тост,
- говорит, - должен отец сказать". И ко мне: "Будь счастлива, котенок! "
Выпили они с матерью и ушли...
Ну, я к тому времени, конечно, уже и школьные романы с записками,
кино и мороженными крутила, и курить пробовала. И с мальчишками
целовалась, обнималась, но ничего такого обычно не позволяла, потому что
уже как-то раз попробовала - и не понравилось. Это в пионерлагере, когда в
пятом классе была. Там и в кис-кис, и в "ромашку" по ночам играли; и в
беседке свидания назначали, письма любовные писали. Ерунда это все,
конечно, и детство. Так вроде ничего казалось, да и от прыщиков на лице
полезно, говорят. Но мальчишки, они просто идиотики какие-то, и, как
говорила моя подруга Марина (ее взрослые называли нехорошей девочкой), -
от них удовольствия меньше, чем от сырой морковки. Правда, сама я этим не
занималась, так что не знаю. Но остроты дурацкие - это точно. Галдят,
пихаются, угловатые какие-то. В пропотевших рубашках с грязными
воротниками и с прыщами на лбу. Фу! А у Пашки движения, как у сильного
большого зверя, и голос такой - мурашки по хребту бегут, да и сказать есть
что. Он меня любил, все дарил всякие вещицы премилые. А я его просто
обожала. Да не виделись, так я ему с разбега на грудь - прыг! Он меня
подхватит, да как закружит! В шею уткнусь и шепчу: "Папка, миленький"... А
он смеется и голову мою целует, и по заду хлопает. - "Отъелась без меня,
свинка?" И в ухо мне тихонько хрюкает. Однажды рисовал меня в мастерской -
только волосы не темные, а почему-то розовые. "Я так вижу," - говорит.
Вроде шутит, но лицо серьезное, такое, что внутри все замирает, краснею, и
глаза отвести хочется. Я после этого в рыжий цвет покрасилась - все ближе
к розовому. Мать меня все услать норовила - чтобы с Пашкой побыть, а я
вредничала, все назло ей делала. Ну он за меня всегда заступался...
Прошлым летом были мы у озера - дачу снимали. Как-то утром мать на
работу уехала, а я наверху в своей комнате замерзла (дождь шел, сыро было
и холодно) - и спустилась вниз. К Пашке в кровать залезла - он выходной
был. А он спит, словно большой ребенок, подушку обнял, и лицо такое
доброе, беззащитное. Теплый весь, как печка. Я так к нему подползла и
прижалась, а он во сне меня обнял.
1 2 3 4