- спросила мать.
- Не мое ли это отражение в водяном зеркале? - промолвила дочь.
Они приблизились друг к другу и крепко обнялись. Сердце матери
забилось сильнее, и она поняла почему.
- Мое дитя, цветок моего сердца, мой лотос из глубины вод!
И она опять обняла дочь и заплакала; эти слезы были для Хельги новым
крещением, возрождавшим ее к жизни и любви.
- Я прилетела на болото в лебедином оперении и здесь сбросила его с
себя! - начала свой рассказ мать. - Ступив на зыбкую почву, я погрузилась
в болотную тину, которая сразу же сомкнулась над моей головой. Скоро я
почувствовала приток свежей воды, и какая-то неведомая сила увлекала меня
все глубже и глубже; веки мои отяжелели, и я заснула... Во сне мне
грезилось, что я опять внутри египетской пирамиды, но передо мной -
колеблющийся ольховый пень, который так испугал меня на поверхности
болота. Я рассматривала трещины на его коре, и они вдруг засветились и
стали иероглифами - передо мной очутилась мумия. Наружная оболочка ее
вдруг распалась, и оттуда выступил древний царь, покоившийся тысячи лет,
черный как смоль, лоснящийся, как лесная улитка или жирная, черная
болотная грязь. Был ли передо мною сам болотный царь, или мумия - я уж
перестала понимать. Он обвил меня руками, и мне показалось, что я умираю.
Очнулась я, почувствовав на своей груди что-то теплое: на груди у меня
сидела, трепеща крылышками, птичка, щебетала и пела. Потом она взлетела с
моей груди кверху, к черному, тяжелому своду, но длинная зеленая лента
привязывала ее ко мне. Я поняла ее тоскливое щебетанье: "На волю, на волю,
к отцу!" Мне вспомнился мой отец, залитая солнцем родина, вся моя жизнь,
моя любовь... И я развязала узел, отпустила птичку на волю к отцу! С той
минуты я уже не видела никаких снов и спала непробудно, пока сейчас меня
не вызвали со дна болота эти звуки и аромат!
Где же развевалась, где была теперь зеленая лента, привязывавшая
птичку к сердцу матери? Видел ее лишь аист, лентой ведь был зеленый
стебель, узлом - яркий цветок - колыбель малютки, которая теперь
превратилась в юную красавицу девушку и опять покоилась на груди у матери.
А в то время, как они стояли обнявшись на берегу болота, над ними
кружился аист. Он быстро слетал назад, в гнездо, за спрятанными там
давным-давно оперениями и бросил их матери с дочерью. Они сейчас же
накинули их на себя и поднялись на воздух в виде белых лебедок.
- Теперь поговорим! - сказал аист. - Теперь мы поймем друг друга,
хотя клюв не у всех птиц скроен одинаково!.. Хорошо, что вы явились как
раз сегодня ночью: днем нас бы уже не было тут. И я, и жена, и птенцы -
все улетаем поутру на юг! Я ведь старый знакомый ваш с нильских берегов! И
жена моя тут же, со мною; сердце у нее добрее, чем язык! Она всегда
говорила, что принцесса выпутается из беды! А я и птенцы наши перенесли
сюда лебединые перья!.. Ну, очень рад! Ведь это просто счастье, что я еще
здесь! На заре мы улетаем всей компанией! Мы полетим вперед, только не
отставайте, и вы не собьетесь с дороги! Мы с птенцами будем, впрочем,
присматривать за вами.
- И я принесу с собой на родину лотос! - сказала египетская
принцесса. - Он летит рядом со мною в лебедином оперении! Цветок моего
сердца со мною - вот как это все разрешилось! Домой теперь, домой!
Но Хельга сказала, что не может покинуть Данию, не повидавшись со
своею приемною матерью, доброю женою викинга. Хельга припомнила всю ее
доброту, каждое ее ласковое слово, каждую слезу, пролитую ею из-за
приемной дочери, и в эту минуту девушке казалось даже, что она любит ту
мать сильнее, чем эту.
- Да нам и надо слетать в замок викинга! - ответил аист. - Там ведь
ждет нас жена с птенцами! Вот-то заворочают они глазами и затрещат! Жена -
та, пожалуй, не много скажет! Она вообще скупа на слова, выражается кратко
и вразумительно, а думает еще лучше! Сейчас я затрещу, чтобы предупредить
их о нашем приближении!
И он затрещал, защелкал клювом. Скоро они подлетели к замку викинга.
В замке все было погружено в глубокий сон. Забылась сном и жена
викинга, но только позднею ночью: страх и беспокойство долго не давали ей
уснуть. Прошло ведь уже три дня, как Хельга исчезла вместе с пленным
христианином; должно быть, это она помогла ему бежать: в конюшне
недоставало именно ее лошади. Но как могло все это случиться? И жене
викинга невольно припомнились рассказы о чудесах, которые творил сам белый
Христос и веровавшие в него. Все эти мысли, бродившие в ее голове наяву,
облеклись во сне в живые образы, и вот ей пригрезилось, что она
по-прежнему сидит на постели, погруженная в думы о Хельге; все кругом
тонет в сплошном мраке, надвигается буря. С обеих сторон - и со стороны
Северного моря и со стороны Каттегата - слышится грозный шум прибоя.
Чудовищная змея, обвивающая в глубине морской кольцом всю землю, бьется в
судорогах. Приближается страшная ночь - Рагнарок, как древние называли
последнюю ночь, когда рухнет мир и погибнут самые боги. Вот слышится
громкий звук рога и по радуге выезжают верхом на конях боги, закованные в
светлые доспехи, выезжают на последнюю битву! Перед ними летят крылатые
валькирии, а замыкается поезд рядами умерших героев. Небо залито северным
сиянием, но мрак победит. Приближается ужасный час.
А рядом с испуганной женой викинга сидит на полу Хельга в образе
жабы, дрожит от страха и жмется к ней. Она берет жабу на колени и с
любовью прижимает к себе, хоть она и безобразна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13