Послушники же, еще более бесправные, чем слободские кресть
яне, выполняли и черную работу при монастыре, и занимались тем же самым се
льским хозяйством на землях, которые монастырь еще не роздал под крестья
нские наделы.
Очевидно, Лешек не годился ни для т
ого, ни для другого. И только когда обнаружился его чудесный голос, которы
й монахи упорно называли божьим даром, они смирились с его
существованием. Он один из немногих мог быть уверен в том, что и
з послушника превратиться в монаха очень быстро, а возможно, когда-нибуд
ь получит духовный сан.
Его обуч а
ли грамоте, но этим и исчерпывалась ра
зница между певчими и остальными приютскими детьми. Лешек вспоминал сем
ь лет в приюте с содроганием : с первого до последнего д
ня такая жизнь казалась ему кошмаром.
Его не любили воспитатели, за его странную манеру себя вести Ц слегка от
страненную, что со стороны казалось надменностью, а может, ею и был
а . Они хором твердили о «грехе гордыни»
и смирении , но в те времена он их не
понимал. Он так и не привык к побоям, и всегда думал, что
непременно умрет, когда его будут сечь, но ни разу не ум
ер, только всегда долго плакал, ни столько от боли, сколько от унижения. И п
ри этом панический с трах перед розгой
не сказывался на его по
ведени и Ц он просто не понимал, по
чему все вокруг стремятся его уязвить, и хотел стать хорошим, но не знал ка
к. Мир однозначно казался ему несправедливым и непонятным.

Е го не любили сверстники, завидуя
его исключительному положению даже среди певчих, и п
ри каждом удобном случае старались либо расправиться с ним самостоятел
ьно, либо свалить на него вину за свои прегрешения. Он
не пытался им понравиться, держался особняком, вызывая еще большее озлоб
ление. А учитывая его хрупкое телосложение,
перед сверстниками он был совершенно беззащитен.

По ночам, свернувшись клубком под тонким одеялом и др
ожа от холода, Лешек думал о маме. Он, конечно, знал, что она умерла Ц об это
м ему частенько напоминали воспитатели Ц но не впол
не понимал, что это значит. Он воображал, как она приходит в спальню, садит
ься на кровать рядом с ним, обнимает его и целует. Иногда эти мысли согрева
ли его и утешали, а иногда заставляли тихо и безысходно плакать, зажимая р
от подушкой, чтобы никто не услышал, как он исступленно шепчет себе под но
с: «Мамочка, приди ко мне, пожалуйста! Приди только
на минутку!» Мама любила его, мама глад
ила его по голове, она понимала его с полуслова и жалела. Лешек даже не дум
ал о том, что она может защитить его, или просто забрать из этого мрачного,
холодного места Ц так далеко его
мечты не простирались. Возможно, допусти он такую мысль хоть раз, и без
надежность свела бы его с ума.
Нет, о таком он мечтать не смел
Ц ему хотелось лишь, чтобы его пожалели и приласкали.
Поэтому в воображении он и пересказывал ей свои горести
, и представлял, как мама прижимает
его к себе и шепчет ласково: «Мой бедный Лешек».
Он был бесконечно
одинок , и его первые попытки сблизиться с к
ем-то из ребят всегда заканчивались плачевно Ц если его и принимали в иг
ру, то лишь для того, чтобы насмеят
ься, оставить в дураках или заставить плакать. Став по
старше, Лешек понял, что таковыми были правила игры, и смеялись, и оставлял
и в дураках, и доводили до слез не только его одного. Но
лишь он один сдавался и бежал от таких игр, бежал сам, когда его никто не гн
ал. В конце концов, он оставил попытки подружиться со с
верстниками, замкнулся в себе, и всякое приглашение к общению испуганно
принимал в штыки, чем настраивал ребят против себя еще сильней, пока окон
чательно не превратился в изгоя, довести которого до слез считалось не т
олько не зазорным, но и в некотором роде почетным. И если сначала ему было
скучно, то потом Ц страшно и стыдно
.
Он ходил, стараясь слиться со стенами , и в спальне заби
вался под одеяло, чтобы лишний раз не попасться кому-нибудь на глаза Ц то
му, кто не знает чем сейчас заняться и найдет развлечение в том, чтобы
немного его помучить. Лешек был гадок
самому себе, противный страх сковывал его с головы до ног, если кто-то заст
упал ему дорогу или стаскивал с него одеяло. Он не был способен даже на то,
что бы разозлиться, и неизменно мямлил и просил его не
трогать.
Но мама, которой
Лешек откровенно поверял свой ужас, и свою
унизительную беспомощность, в его воображении никогда не осуждала его, н
апротив, утешала и объясняла его слабость
понятными и уважительными причинами. С ней
он говорил о своих мыслях, далеких от окружающей действительности, ей он
пел песни, и ей рассказывал выдуманные трогательные
истории, которые придумывал сам.
Только через три года его жизнь изменилась к лучшему
Ц в приюте появился десятилетний
Лытка, крещеный Лукой. У
него имелся слух, и волею отца Паисия
его определили в певчие, однако он оказалс
я таким крепким, здоровым парнем, что и тринадцатилетние ребята побаивал
ись к нему задираться. В приюте де
ти делились на четыре группы-спальни, примерно по пят
надцать человек, в соответствии с возрастом, и старшие редко обращали вн
имание на младших, но Лытку, как показалось Лешеку, ув
ажали и ребята из старших групп.
Лытка не стремился к лидерству,
но всякая несправедливость вызывала в нем бешенство,
и он восстанавливал ее при помощи увесистых кулаков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20