Впрочем, он не сказал ничего особенно интересного.Да, какой-то русский художник по имени Лион действительно работал здесь с недельку. Но вот уже третий день как он не появляется. Была ли фамилия художника Козираги? Нет, фамилии он не знает, но может нарисовать, как тот выглядел.Уверенными движениями, в несколько штрихов, он набросал на бумаге портрет.– Похож? – обратилась ко мне Изабель.– А черт его знает. – Я повертел рисунок в руках. – Ладно, выясним… Послушай, я хочу заказать Бертрану твой портрет, он здорово работает.– Не сочиняй, – отмахнулась она. – Ты не такой богатый.– Причем здесь я? – Последовал широкий жест рукой. – Голдблюм заплатит. Ты ведь не обязана помогать ему бесплатно.На прощание я попросил Бертрана Шевалье позвонить мне в «Сент-Шарль», если русский Лион снова объявится. В гостинице я факсом отправил полученный у него рисунок Голдблюму. Через час от того последовал ответ: Черемухин без труда опознал на рисунке Козираги.Ночью я спал плохо. Постоянно ворочался с боку на бок. Стоило задремать, как тут же мерещился Абу Бабу с ножичком в руках, и я в холодном поту просыпался. Хорошо еще, что Изабель у меня не осталась.На следующее утро без пятнадцати десять мы с Изабель подкатили к автобусной площадке возле версальского дворца. Здесь также, как и на Монмартре, околачивалось много негров, только продавали они преимущественно не искусственных голубей, а проспекты с видами Парижа.Десять часов ровно: Абу Бабу и Шидловского нет.Половина одиннадцатого: их нет.У Изабель была «Симка» белого цвета. Мы отъехали в сторону, и я решил пойти на разведку. Дело в том, что дворец имел площадку не только с внешней стороны, но и с внутренней. Возможно, они шастают где-то там.На всякий случай я надел темные очки и нахлобучил на голову берет, хотя погода была теплая. Медленно продвигаясь вперед, я нырял в одну экскурсионную группу за другой, и, наконец, достиг внутреннего двора. Здесь их тоже не было.Я оперся о парапет. Фонтаны не работали. Центральная аллея парка уходила вдаль, теряясь в зелени. Я решил немного пройтись. И метров через сто наткнулся на Козираги. Вот тебе и на! Кто бы мог подумать? Тот сидел на каменной скамейке с мольбертом в руках, а рядом красовались два портрета с деформированными головами. Видимо, деформированные головы являлись его фирменным стилем.– Привет, Лион, – сказал я и уселся рядом.Он настороженно покосился на меня.– Есть разговор.– Вы от Шидловского?– Боже упаси!– Но вы знаете, кто он такой?– К сожалению, да. И его, и Абу Бабу… Кстати! – спохватился я и завертел головой. – Давайте перейдем куда-нибудь в более укромное местечко. В целях безопасности.Мы отыскали деревянную беседку, увитую плющом, и скрылись внутри. Я вкратце изложил ему суть дела. Естественно, он мне не поверил. Пришлось долго его убеждать. Благо у меня оказался с собой экземпляр «Европы-Центр» с нашим объявлением.– Я ведь был у каждого из них! – в сердцах воскликнул Козираги. – Но они даже не захотели со мной разговаривать!– Вы не были у Голдблюма, – уточнил я.– Да, – согласился он, – не был.И тут за нашими спинами раздался шорох. Охваченный нехорошим предчувствием, я резко обернулся и лицом к лицу столкнулся с Шидловским и Абу Бабу. Конечно, не стоило удивляться, я ведь даже заплатил деньги, чтобы они оказались сегодня здесь. Неблагодарный Абу Бабу уже занес надо мной ножичек. Я отскочил в сторону.– Ха-ха! – гортанно произнес Абу Бабу.– Аба, подожди, – бросил ему Шидловский. С близкого расстояния я разглядел его лучше. Короткие, густые волосы, очень бледная кожа, надменное выражение лица. – А мы было уже подумали, что Анри нам соврал.– Какой Анри? – заплетающимся языком спросил Козираги.Абу Бабу подошел к нему и взял за руку.– Ленчик, не беспокойся, – проговорил Шидловский. – Мы тебя не тронем.И в этот момент я саданул нервно-паралитическим. Целился я в Абу Бабу, но Козираги стоял рядом, и они оба тут же свалились на землю. Шидловский же находился в стороне и совершенно не пострадал. Поскольку один заряд я израсходовал еще в Берлине на Сыркиных, мощные патроны у меня закончились. Я попробовал достать Шидловского слезоточивым, но не тут-то было. Тот мигом сориентировался, отвернулся и закрыл рукой глаза. Потом ногой ловко выбил у меня револьвер.Можно было ожидать, что сейчас завяжется драка, но дело ограничилось лишь тем, что каждый схватил Козираги за руку и потянул в свою сторону. При этом в тушу Абу Бабу Шидловский упирался ногой.Так пыхтели мы минуты две-три, пока в пиджаке у Шидловского не раздался телефонный звонок. Не отпуская Козираги, одной рукой он извлек из кармана аппарат и прохрипел:– Слушаю.Я воспользовался ситуацией, чтобы изо всей силы потянуть Козираги на себя. Шидловский дернул в ответ, нас развернуло, и теперь уже я упирался ногой в Абу Бабу.– Ты уверен? – обескуражено проговорил между тем Шидловский. И через несколько секунд: – Черт побери!!!Потом он неожиданно бросил Козираги, и я завалился в угол беседки, увлекая гения за собой.– Бери его, он твой, – процедил Шидловский сквозь зубы. – Этот собака Голдблюм все же откопал настоящего художника. А тебе он, естественно, не заплатит ни шиша. Так что ты тоже пролетел, как фанера над Парижем, – он сделал движение руками, как бы охватывая ими весь Париж, – правда не так сильно, как я.Пошатываясь, я поднялся на ноги.– С чего это ты взял?– Сорока на хвосте принесла. Ну, я пошел.Он двинулся в направлении главной аллеи.– Погоди, – остановил я его. – Напиши записку своему марабу, чтобы он не трогал нас, когда очнется.– Еще чего! Пусть он переломает вам все кости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143