Это важно!
Доктор удалился. Вечером он вернулся, чтобы расспросить его вновь. Беседа длилась почти час, но удрученно скрестивший руки на коленях Генрих так ничего и не вспомнил. Не вспомнил ни свое имя, ни свою фамилию, ни Вейдемана, ни свою мать…
– Вам не стоит волноваться, – заканчивая разговор, сказал врач. – Мы знаем, кто вы. Вы – Генрих Каллер… Вы были призваны в армию в начале войны, воевали на Восточном фронте, получили сильную контузию…
Генрих отрешенно посмотрел в сторону. В голове было пусто. Признать себя Генрихом Каллером было равнозначно тому, чтобы признать себя стулом или кроватью. Доктор похлопал его по плечу и участливо добавил:
– Ничего страшного не случилось! Просто вы потеряли память, но это поправимо. Завтра мы переведем вас в другую палату! Вы не должны опускать руки, сейчас война, Германия нуждается в вас. Вам нужно вернуться в строй и продолжать бить врага!..
На следующий день его перевели в комнату с видом на озеро. Перед домом сновали солдаты, переговариваясь между собой. Чужой неизвестный мир…
Потом ему принесли военную форму и попросили одеться. Прогулка с врачом чуть ободрила его. Даже без памяти можно было продолжать жить и получать от этой жизни маленькие удовольствия.
– У меня была семья, доктор? – спросил он, с надеждой глядя в глаза врачу.
Тот был немногословен и сдержан.
– Ваша семья погибла во время налета английских бомбардировщиков… Никого не осталось в живых…
А ближе к вечеру к нему в комнату пришла какая-то женщина, молча разделась и легла в кровать.
– Зачем это? – рассеянно поинтересовался Герих. – Вы кто?
– Я – Магда… – сказала шатенка. – Ты меня не помнишь?
– Нет, – пробормотал Каллер. – Вы медсестра?
– Сейчас это неважно… Иди ко мне…
Он сделал все, что требовалось – природные инстинкты взяли верх. Потом откинулся навзничь и тупо уставился в потолок.
– Завтра тебя, наверное, отправят в госпиталь для легкораненых под Берлином, – поведала Магда, прижимаясь к нему. – Вейдеман уже звонил Эффельхорту. Ты помнишь Эффельхорта?
– Нет, – признался Генрих. – Поскорей бы в часть. Может быть, там я вспомню кого-нибудь из сослуживцев!
– Безмозглая скотина!.. – разрыдавшись, выдавила из себя женщина.
Собрав в охапку свою одежду, в одной нижней рубашке она выбежала из комнаты.
Утром к нему пришел доктор Вейдеман. Предложил спуститься в подвал.
У длинного стола лежала Магда. Прядь спутанных волос спадала ей на щеку, глаза были прикрыты.
Генрих отшатнулся.
– Вы солдат, Каллер! – укорил его Вейдеман. – Вы не должны пугаться вида смерти!..
– Что с ней?
– Наглоталась барбитуратов! А потом еще запила их спиртом… Самоубийство!
– Зачем?
– Сдали нервы, я полагаю… Что она вам вчера говорила?
– Ничего… – пробормотал Генрих. – Мы ни о чем с ней не говорили…
– Я не верю вам, Каллер! Она вам что-нибудь передала? Какие-нибудь записи?
Допрос был неприятен Генриху. В чем он был виноват? Что надо было этому дотошному доктору?
– Многие считают, что память – это нечто вроде тысячи комнат без дверей в одном большом дворце, – начал вещать Вейдеман. – Пошел туда, взял одно, пошел сюда, взял другое… Это полная чушь! Память – это именно двери! Если они открыты, то мы способны ходить по комнатам и брать в них то, что нам надо. Их можно закрыть. Тогда мы бессильны – воспоминания становятся недоступны для нас. Но дело в том, что у всех этих дверей всегда один ключ! Открыв один замок, вы можете открыть и другой. Если блуждать по тысячам комнат, то рано или поздно вы попадете в ту, в которую стремитесь… Я ясно излагаю?
Генрих промолчал. Он не понимал только одного – зачем ему читают нудную лекцию?
– Пока вы в коридоре, и двери заперты, – продолжил доктор. – Вы можете обжить новые помещения, обставить их новой мебелью. Поверьте, жизнь не станет от этого намного хуже. Но если все время стучаться в старые комнаты, то однажды это приведет вас к сильному психическому расстройству с самыми сокрушительными для личности последствиями. Вряд ли вам понравится всю оставшуюся жизнь провести в психиатрической лечебнице. Поэтому не стремитесь к прошлому, а стремитесь к будущему!
Врач-доброхот поднялся с ним наверх. В двух словах передал, что Каллеру нужно собираться в Берлин.
– Мы покажем вас лучшим докторам! – уверил он его. – А потом решим в какую именно часть вас направить…
Генрих кивнул. Ему вдруг показалось, что он уже смирился с новой судьбой, с новой жизнью.
Утром он проснулся на рассвете. Долго лежал на кровати, размышляя. Старые комнаты, как и предупреждал его врач, по-прежнему были заперты. А без ключа их было невозможно открыть. Но что если?..
Каллер встал. У него в голове неожиданно созрела идея. Если нельзя взломать двери, то, может быть, можно разрушить стены? Он оделся и закатал рукав рубашки. Потом на подносе поджег вырванные из какой-то книги листы и сунул в пламя пряжку от ремня.
Едва раскаленный металл коснулся предплечья, его всего пронзила острая нестерпимая боль. Но, закусив губы и исторгая из себя дикие стоны, он все вдавливал и вдавливал пряжку в кожу, пока в голове сохранялось сознание.
Наконец, ремень скатился на пол. Рука горела. Казалось, её только что просверлили дрелью и облили кислотой. От боли хотелось выпрыгнуть в окно, но Генрих сдержался. Он вдруг вспомнил такую же дикую боль, крик матери и собственный детский плач. Когда же это случилось? На Пасху! Он упал и вывихнул руку. Мать повела его к врачу…
Отворяя дверь за дверью, Генрих побежал по собственному сознанию, открывая для себя новый старый мир.
Через час он вспомнил все…
К железнодорожному вокзалу в Треубурге Каллера доставили на автомобиле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56