Пил один Игорь. Поцелует меня, потом Сашу, а потом начнет тещу ругать и плакать над своей неудалой судьбой. Пьяные слезы, чего говорить, но я его понимала.
Ну планы обсуждали, конечно. Саша собирался устроиться на работу во Владимире, в море ему надоело. Я спросила, почему именно там, а не здесь. Он говорит, у него никакой подходящей специальности нет, чтобы на заводе работать, а во Владимире живет приятель, который его может устроить, пусть на самую маленькую зарплату, – денег у него лет на пять хватит, а там видно будет…
За эти три дня из дому выходили только Игорь и Матрена – он в магазин, она на базар.
На четвертый день Игорь с утра отправился на работу, а мы с Сашей решили погулять в парке.
И вот, едва от дома отошли, догоняют нас двое, молодые парни, в обыкновенных костюмах. Один мне говорит: «Извините», а второй показывает Саше свое удостоверение и требует предъявить документы. Саша прищурился на него, потом голову опустил и говорит мне: «Прости, Оля, мне надо с ними пройти. Иди домой», – и сует мне в руку комок бумажек, деньги. Но тот, с удостоверением, остановил его. Говорит: «А вот этого не надо. Положите обратно в карман».
Тут подъехала милицейская машина, и Сашу увезли.
Истерики со мной, конечно, не было, но, как я в редакции у Игоря очутилась, не помню. Кажется, он не очень удивился, когда услышал, что произошло. Велел идти домой и сказал: постарается узнать, в чем дело. Может, это простое недоразумение. У него в городской милиции много знакомых было.
Пришла домой, поглядела на наш свадебный стол, и такая тоска меня взяла, хоть вой. А тут явился один из тех, что Сашу задержали, забрал его чемодан, спросил, не было ли у него еще каких вещей, извинился и пожелал доброго здоровья.
Еле дождалась я Игоря. А он сел на кровать и молчит. Спрашиваю, что ему удалось узнать, а он: «Тоня не приходила?» Я за свое. Тогда он говорит, а в глаза мне не смотрит: «Понимаешь, он мне рассказывал – год назад его из колонии освободили. Он не имеет права ближе чем за сто километров от Москвы жить. Вот и забрали». Я не сообразила возразить, что Саша у нас еще не прописывался, говорю другое: «Что же они, за сто километров его повезли?» Игорь объясняет, что за нарушение правил полагается наказание. «А как они узнали, что он у нас остановился?» – спрашиваю. И тут он проговорился: «Я думал, следили за ним. Ошибся.
Теща моя ненаглядная в милицию сообщила». Тогда уж до меня дошло, что не так все невинно, как Игорь мне представить старается. Наш город – семьдесят километров от Москвы. Что ж, Саша не имеет права на тридцать километров ближе к столице подъехать, обязательно должен находиться за сто? Ерунда какая-то. И почему Игорь думал, что за Сашей могли следить? Непонятно. Но Игорь ничего больше сказать мне не хотел. «Сам ничего не знаю. Но ты не расстраивайся, все будет хорошо».
Да уж, так хорошо – хуже не придумаешь. Но это еще были цветочки. Мои слезы – сладкая водичка по сравнению с тем, что Игорю пришлось перенести. Правда, он и сам во многом виноват – не надо было так себя распускать, поддаваться.
Ну ночь я почти совсем не спала, слышала, как он метался, как бутылкой о стакан звякал – свадебные остатки допивал, а там много оставалось.
Уснула часов в семь, но скоро проснулась – разбудил меня голос Нины Матвеевны. Не к месту, но вспомнила, как Игорь про нее один раз сказал: с ней надо при раскрытых окнах разговаривать или стекла крест-накрест бумажной лентой заклеивать, как в войну заклеивали, чтобы не полопались от ударной волны.
– Ха-ха-ха! – слышу за стеной знакомый голос. – Посмотри на свою рожу, красавец! Опух весь от пьянства.
Игорь молчит. А она продолжает:
– Вот что, друг. С Тоней вам не жить, и сына тебе воспитывать я не позволю. Так что давай по-мирному, без шума. Развод устроим быстро, это я на себя беру. А мы в Москву переезжаем. Давай-ка вещички соберем.
Я надела халат, иду к ним.
– В чем дело, Нина Матвеевна? Что здесь происходит?
Она в пустой чемодан платья Тонины кидала, разгибается и говорит:
– А тебе надо меня благодарить – от, уголовника спасла, от рецидивиста. Смотрю, Игорь сидит на стуле, голову руками обхватил и качается из стороны в сторону. Так мне его жалко стало!
– По какому праву вы нами командуете? – говорю ей.
– Молчи, тебя не спрашивают! – орет она на меня. – Притон завели? Не выйдет!
Закрыла чемодан, и ушла, и дверью так хлопнула, что со стола вилка упала…
Дальше все произошло в точности, как постановила Нина Матвеевна. У меня тогда не укладывалось в голове, что дружную в общем-то семью, мужа и жену, которые друг друга любят, может кто-то разлучить, разбить, хотя бы и такая особа, как Нина Матвеевна. Но, видно, чего-то я не понимала, да и сейчас не понимаю.
Положим, ко всему еще добавилось, что Игорю новый редактор вынес строгий выговор с предупреждением, запретил делать снимки. Но это же чепуха, при чем здесь семья? Да только я и не подозревала, что Тоня смотрела на все глазами матери, а собственного мнения уже не имела.
Мы с Игорем ничего раньше не слыхали, а между прочим, Тоня-то прекрасно была осведомлена, что мать ее на повышение идет и должна переехать в Москву.
Ну а дальше все совсем печально.
От воспаления легких умерла в октябре пятьдесят седьмого года Матрена.
Игорь стал пить очень часто, и в редакции ему предложили подать заявление – по собственному желанию. Он уволился.
Я ждала ребенка. По расчетам, роды должны быть где-то в конце февраля начале марта. А Игорь вдруг собрался в Ленинград. Жить и работать там.
Я плакала, но он успокоил: устроится, обживется, а как мне настанет срок рожать – обязательно приедет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61