– Что есть?
Марат поставил серый фибровый чемоданчик на подоконник, вынул из него пачку фотографий, из пачки выдернул портрет Балакина и сказал почти радостно:
– Его никто не узнал.
– Так чего же ты ликуешь?
– Чемодан узнали.
– Погоди, давай-ка по порядку. Садись и рассказывай.
Марат неохотно, но все же сел.
– Значит, так… Достал адреса… Начал с официантки, которая поближе живет… Не повезло – уехала с подругой на Москву-реку купаться… Зато со второй сразу повезло… Показал снимки – таких, говорит, вчера не было… Говорю про чемодан, она на него посмотрела и говорит: точно, сидел у нее вчера за столиком гражданин с таким вот чемоданчиком. Пил водку, закусывал ветчиной. Она его запомнила, потому что он несколько раз спускался вниз, объяснял, что ему по автомату звонить надо. Наверно, неудачно…
– Почему?
– Она говорит, расстроенный был, мрачный.
– Много пил?
– Она говорит, граммов четыреста.
– Как выглядел?
– Вот, я записал. – Марат достал из кармана блокнот, полистал его и раскрытым протянул Баскову.
Запись была краткая: «Шатен, глаза серые, нос прямой, лоб морщинистый, лицо бледное. Лет – приблизительно пятьдесят пять. Голос низкий. Производит впечатление интеллигентного человека».
– Долго он сидел? – спросил Басков.
– Часа два или три.
– Про жизнь разговора не было?
– Она же сказала, Алексей Николаевич: он не в духе был. Даже с соседями по столику ни слова, Она очень наблюдательная оказалась.
– Официантки вообще народ наблюдательный. Что дальше?
– Он когда звонить выходил, чемоданчик с собой брал. А официантке сразу задаток дал – двадцать пять рублей.
– Сколько же раз выходил?
– Пять или шесть.
– А когда совсем ушел?
– Вот тут-то и интересно, Алексей Николаевич. Она говорит, расплатился он примерно в половине одиннадцатого, она сдачу отсчитала, он оставил рубль на чай и ушел. И не очень пьяный был. А уже перед самым закрытием она его увидела у окошка буфетной, где спиртное выдают. Значит, где-то с часик побродил, а потом решил добавить.
– Буфетчицу ты навестил?
– А как же! От официантки – прямо к ней. Пожилая такая женщина, но память тоже хорошая.
– Ну-ну… И что она запомнила?
– Чемоданчик четко узнала. Портрет описала точно так, как и официантка. Он попросил налить двести коньяка, объяснил, что торопится, и за столик уже поздно было садиться. Ну она велела ему из мойки фужер принести, налила, он выпил, минералкой запил.
– Между прочим, откуда он деньги доставал, когда расплачивался? Бумажник у него был? Или как? Марат улыбнулся, довольный собой.
– Это я тоже догадался спросить. И официантка и буфетчица точно запомнили: просто из кармана вынимал, из правого брючного кармана.
Басков взял карандаш, вырвал из настольного календаря – откуда-то из апреля – неисписанный листок.
– Давай теперь посчитаем, – сказал он. Марат поднялся со стула, встал у него за правым плечом.
– Предположим, в буфете пил он пятизвездочный коньяк. Сколько это будет?
– Там же с наценкой. Сто граммов – трешник.
– Так. Пишем: шесть рублей. Плюс четыреста граммов водки по рубль двадцать. Пишем: пять рублей. Кладем на закуску два рубля, плюс – на чай. Итого – четырнадцать. Что же получается?
– А что, Алексей Николаевич? – не понял Марат.
– Протокол осмотра места происшествия читал?
– Читал.
– Сколько там у него в карманах денег нашли?
– Рубль, кажется.
– Вот именно – всего лишь рубль, один целковый.
А должно быть по крайней мере десять. Ведь он с официанткой четвертным расплачивался. Так?
– Так, Алексей Николаевич.
– Тебе это ни о чем не говорит?
– Обчистили до копейки. Значит, нападение с целью ограбления?
– Ну, сам понимаешь, игра с паспортом тут, наверно, не последний момент, но деньги нападавшему тоже нужны были.
Марат заговорил тихим, словно извиняющимся голосом, как делал всегда, когда осмеливался выдвигать собственные соображения.
– Алексей Николаевич, а если предположить, что никакой игры с паспортом не было? Может, он сам его присвоил…
Басков взглянул на Марата с любопытством.
– Предположить, конечно, можно, да нам с тобой лучше от этого не будет… Все равно личность установить надо, личность… И Балакина разыскать… И этого Чистого…
Марат задумчиво покивал головой.
– Да-а, тяжелый случай.
– Бывает хуже, но редко. А главное, дорогой мой Марат, тут есть какая-то особая тайна, и просто так ее не ухватишь.
Басков достал из сейфа дело Балакина, дал его Марату.
– Вот почитай-ка одно место. Про татуировки. Еще одну черепаху найдешь… Это, брат, загадочка первый сорт…
Марат читал, а Басков ходил из угла в угол.
– Вот это да! – восхищенно воскликнул Марат, дойдя до черепахи. – Это же целый… целая… – Марат никак не мог подобрать нужного слова. Наконец нашел: – Это же целая головоломка.
– И опять же нам не легче, – сказал Басков, убирая дело. – Ладно, Марат, иди гуляй. До понедельника…
Было без двадцати девять, когда Басков вышел на улицу и пешком отправился домой. Начинало смеркаться, но жара еще не спала, дышалось на асфальте тяжело, и шел он неторопливо, так что к себе на Новослободскую попал к девяти.
Разделся, постоял под душем. Потом вскипятил чайник, заварил свежего чаю, открыл банку домашнего, еще прошлогодней варки, черносмородинового варенья и только собрался предаться желанному чаепитию, как зазвонил телефон.
Говорила старшая смены из телеграфного зала Нина Александровна:
– Извините, что беспокою, Алексей Николаевич. Только что получили телеграмму. По-моему, вам интересно будет.
– Сейчас приеду.
Он все-таки выпил большую кружку чаю, прежде чем отправиться на Петровку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61