– Это что же, из новой программы полковника Филатова?
– Нет здесь ничего нового, все старо, как мир, – ответил Москвин.
– Смотри ты, оказывается только Тарасенко повел себя неправильно в августе девяносто первого года, и он один больше других был достоин наказания. А мы все чуть ли не святые, которых нельзя заменить. Поэтому писали рапорты, подавали начальству на увольнение в запас, но нас не отпустили. Так, что ли, получается?
– Только без ехидства…
– Лешка Терехин был прав, – плюнул я. – Он еще тогда, решив окончательно порвать со всей дрянью, предупреждал меня, что хлебну я горя на этой службе, потому что не будет порядка там, где занимаются философией. Жаль только, я очень поздно догадался, что он имел в виду, говоря о философии. А под философией он понимал сегодняшнее и вчерашнее ваше хамелеонство и продажность.
– Ты не прав! – не соглашался Москвин. – Среди нас никогда не было продажных хамелеонов.
– Зачем же противоречить себе? – наступал я. – Неужели ты не видишь, что слова ваши расходятся с делом? Ты вот говоришь одно, а придется – сделаешь так, как надо. То же самое и с Филатовым, который не жалел красивых слов, а пришлось делать дело – он продал меня, за гроши продал, как Иуда. Окажись на моем месте ты, он бы и тебя продал.
– Это неправда, – не согласился опять Москвин. – Ты же не знаешь, как сопротивлялся Филатов. Но наверху были непреклонны.
– Я знаю только то, что знаю, – сказал я. – Сослагательное наклонение здесь неуместно. И знаешь почему? Потому что вы уже привыкли жить и действовать по этой вашей дурацкой философии. Вот сейчас ты разговариваешь со мной, весь такой правильный, что хочется поверить. Но завтра с утра, если не прямо теперь, ты побежишь к Филатову, передашь наш разговор, и вы будете пыхтеть над тем, как бы это меня заполучить поскорее.
– Нет, – ответил он. – У меня завтра с утра сложная задача – обеспечивать охрану таджикского гостя, кстати, от твоего посягательства.
– Вот как!?
– Да, так.
– А знаешь, что я тебе скажу, вы сами убьете его. Москвин уставился на меня непонимающими глазами.
– Да, да, – повторил я. – Вы убьете его своим чрезмерным старанием по обеспечению надежной охраны.
– Такого не будет, – категорично заявил он.
– Но это случится, поверь мне, – с улыбкой ответил я.
– Полковник прав, ты блефуешь, – сказал он. – Теперь я сам убеждаюсь, что его слова – не простая выдумка.
– Значит, ты хочешь убедиться в правоте моих слов?
– Что ты имеешь в виду?
– Мы можем поехать к Химматзоде, и ты убедишься: я был прав, говоря о том, что он пострадает от чрезмерной охраны.
Москвин задумался. Он смотрел на меня из-под нахмуренных бровей и не понимал моего оптимизма.
– Ну, что, сдрейфил? – с той же улыбкой спросил я.
– Нет, – ответил он. – Просто это далеко. Пока мы доедем до Видного, пока обратно, пройдет много времени.
«Так вот куда они запрятали таджика? – отметил я. – Прекрасно, майор, очень хорошо. Сам того не подозревая, ты снабдил меня нужной информацией. Теперь я могу справиться и без тебя. Только вот положиться на тебя нельзя».
– Тогда, может, ты одолжишь мне свою машину? – спросил я.
– Не могу. Она мне понадобится завтра с утра.
– И на сколько же ты уезжаешь?
– На полдня, максимум на день.
– Ну, что ж, не можешь, так не можешь, – вздохнул я. – Придется подождать твоего возвращения.
Я развернулся и вышел из подъезда, оставив Москвина стоять на ступеньках. Отойдя от подъезда, я спрятался под деревом и стал дожидаться, что будет дальше.
Москвин вышел минут через десять. Оглядевшись по сторонам, он бросился к машине, завел ее и куда-то умчался.
– Подлец, – выругался я. – А говорил, что завтра рано ехать, надо отдохнуть.
На стоянке перед домом было несколько машин. Я выбрал «восьмерку». Открыв отмычкой дверь, я быстро отключил сигнализацию и пустился в погоню. Машину Москвина я увидел перед самым Видным. Стараясь держаться на расстоянии, я не выпускал его из виду.
Вскоре Москвин свернул с шоссе на проселочную дорогу и по ней доехал до ворот, за которыми возвышались правительственные дачи. Мне соваться к воротам было бесполезно, поэтому я оставил машину в лесу, а сам пробрался к высокой ограде и перелез через нее на запретную территорию. Мне предстояло узнать, где держат Химматзоду. Крадучись я стал пробираться все дальше и дальше, пока не увидел машину Москвина, стоявшую на специальной площадке для транспорта. В ней никого не было. Я хотел пойти дальше, но вдруг услышал где-то рядом голос Никицкого.
– Ты думаешь, он не шутил? – спросил Никицкий.
– Я же говорю, трудно было понять, – отвечал Москвин. – Он преподносил это, как шутку, но по его глазам я понял, что в этой странной шутке может скрываться что-то жуткое.
Они уже почти подошли к машине, и я, чтобы оставаться незамеченным, стал отходить тем же путем, что и пришел.
– А откуда он узнал, где находится Химматзода? – спросил Никицкий.
– Ты думаешь, он бы мне сказал, спроси я его об этом? – вопросом на вопрос ответил Москвин.
– Да, – согласился Никицкий. – Значит, тебя завтра не будет?
– Возвращаюсь только во второй половине дня, – ответил Москвин. – Ладно, счастливо оставаться.
Я не стал дожидаться, когда Москвин уедет, а пустился в обратный путь. Добравшись до оставленной в лесу машины, я выехал на трассу и подождал, когда появится Москвин. Тот не заставил себя ждать. Он направлялся в Москву. Я мчался следом за ним. В голове вертелся очередной план мести этому обманщику. Но моя задача упростилась. Через пару километров Москвин остановил машину, вышел и направился в кустики. Я припарковался сзади его автомобиля, заглушил мотор и погасил фары.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73