– А что пояснять? Дата как дата…
– Нет, брат, это первый день второй половины первого года второй половины нашего столетия.
– Мать честная. Как ты этакое придумал?
– Не придумал. Вычислил, борзописец.
– Ох, не завидую я твоим противникам по игре.
Машину оставили перед отелем-рестораном «Горицвет» и, не заходя туда, отправились к сторожу. Дома была только Пенка. Оказывается, Иван пошел звонить в Софию. Пенка указала им конфискованную дачу, где нижний этаж приспособили под почту и даже табличку повесили «Почта – Телефон – Продажа газет и журналов». Сезон кончился, и почтовый начальник отправился в лес на заготовку дров.
На подходе к почте они увидели Ивана, который кинулся им навстречу с радостным воплем:
– Да я ж вам, вам собираюсь звонить!
– Насчет чего? – спросил Лилков.
– Как насчет чего?.. На дачу кто-то залез. К господину Бангееву!
– Ты кого-то видел? – спросил Бурский.
– Да нет, только свет горит – люстра в большой комнате, ну и видно сквозь щели в ставнях.
– Может, это мы забыли выключить?
– Выключили, я помню. Опять же замок на кухне сорван.
– Надо спешить, – сказал Бурский, обернувшись к Лилкову. – Не нравятся мне люстры, которые светятся среди бела дня.
Подойдя к даче, решили поначалу разведать обстановку. Дверь, выходящая на террасу, была закрыта, а та, что вела в кухню, приотворилась – замок с нее вообще исчез.
– Пухи, иди понаблюдай за террасой, – распорядился Бурский. – Только к двери близко не подходи.
– А если из нее кто выскочит?
– Зови меня. – «Вот промашка – приехал один из Софии…» – подумал Бурский. – Иван, зайди с противоположной стороны. Если что не так, тоже меня зови.
Он достал пистолет, спустил предохранитель и осторожно переступил порог. Лампочка здесь тоже светилась, но все было так, как они оставили после обыска…
Нет, не все: на столе стояла большая красная сумка.
Тишина абсолютная. Бурскому показалось смешным стоять так, судорожно сжимая пистолет, и он уже хотел сунуть его в кобуру под мышку, но вдруг услыхал тихий стон – даже не стон, а сдавленное, еле слышное хрипение. Он прислушался. Хрипение повторилось. Тогда он, рванув на себя дверь, которая распахнулась бесшумно, с пистолетом на изготовку шагнул в гостиную. Свет большой пятирожковой люстры поначалу ослепил, и Бурский не сразу увидел фигуру в кресле.
Мужчина – крупный, очень смуглый (должно быть, Нанай Маро, хоть Бурский никогда его и не видел) – снова всхрапнул. Казалось, он разглядывал незваного гостя желтыми своими глазами из-под полуопущенных век… Но нет, он спал.
Бурский не решался приблизиться. Опасаясь ловушки, так же бесшумно отступил в кухню.
В течение около получаса они втроем успели обшарить всю дачу. На втором этаже, в спальне, обнаружили еще одну сумку, желто-коричневую. И здесь светился абажур-бра над кроватью.
Вернулись в гостиную. Неизвестный так и не переменил положения в кресле. Рассмотрев его вблизи, более внимательно, обнаружили, что он без сознания. Вся правая половина его тела будто задеревенела. Инсульт (а это, наверное, инсульт) застал его, похоже, с рюмкой в руке – рюмка упала на ковер и потому не разбилась. На столе стояли тарелки с нарезанной дорогой колбасой двух сортов, хлеб, черная икра, мешочек с соленым миндалем, бутылка «Преслава».
Нанай Маро время от времени всхрапывал, бессмысленно глядя перед собой.
– Эй, Насуфов! Насуфов! Что с тобой? – окликнул Бурский, склонившись к его уху.
Дрожь пробежала по телу, что-то заклокотало в горле гиганта.
Лишь теперь майор заметил на его руке злополучные часы Кандиларова.
Пересилив отвращение, Бурский попробовал закрыть Насуфову глаза, но они тут же открылись. Нет, такое не сыграешь. Действительно похоже на инсульт.
После некоторых колебаний, оставив пистолет Лилкову со всевозможными оговорками и наставлениями, обидевшими Пухи («Да ты что, забыл, я же служил в полковой разведке!»), Бурский с Иваном отправился на почту, где на удивление быстро удалось связаться со столицей. Полковник был на месте и пообещал выслать команду. Потом вдруг, забеспокоившись, решил сам ее возглавить, а майору наказал ничего до его приезда не предпринимать.
Обратно Бурский чуть не бежал, опасаясь за Пухи. По пути Иван, спеша вслед за ним, рассказывал, что после обыска каждый день наведывался на дачу. Иногда даже ночью приходил. Все было в порядке. «А сегодня поутру глядь – свет в щелке ставня!»
– Как он мог сюда добраться? – спросил Бурский.
– Надо подумать. Сезон кончился, автобус приходит только в субботу и воскресенье. А сегодня – четверг… Всю неделю никто не приезжал. Еще вчера вечером дача пустая была, ручаюсь.
– Мог он приехать на машине?
– До одиннадцати ни одной машины не было. А в одиннадцать бай Янко начал всех выгонять из ресторана. Да и ночью я бы услышал мотор…
Лилков сидел с пистолетом в руке, уставившись на Насуфова. И Нанай Маро, казалось, всматривался в лицо Пухи немигающими полузакрытыми глазами. Хриплое его дыхание было еле слышным.
– Иван, – попросил Бурский, – извини, опять нужна твоя помощь. Через два-три часа, когда появятся наши, я тебя освобожу.
– Да не стесняйтесь, – ответил сторож. – Днем у меня какая работа? В таком деле помочь сам бог велит.
– Вызови из Пловдива «скорую», надо отвезти его… – Он кивком указал на Насуфова, – в больницу. Встретишь машину возле заведения бай Янко и проводишь сюда.
Иван ушел. Время тянулось. Бурский взял у Лилкова пистолет, спрятал в кобуру. Расхаживая по гостиной из угла в угол, он пристально вглядывался в каждую вещь, словно запоминая.
Пухи спросил раздраженно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49