– Ну что ты все ходишь взад-вперед? Что высматриваешь?
– Готовлюсь к встрече с начальством.
– Вот начальство пусть и смотрит.
– Посмотреть-то оно посмотрит, да увидит ли?..
Наконец послышалась сирена «скорой помощи», на поляне появились люди. Иван шел рядом с врачом, за ними – два санитара с носилками. Шествие завершал милиционер. Подойдя к встречающему их Бурскому, тот вытянулся в струнку, чтобы отрапортовать, но майор его опередил:
– Майор Бурский из Софии. Обнаружили в бессознательном состоянии человека, который нас интересует. Спасибо, что вы приехали со «скорой помощью».
– Гляди-ка, кто приехал! – воскликнул Лилков, глядя на врача. – Ишь ты, где довелось повидаться!
– Я-то на работе, – отвечал врач. – А ты как здесь оказался?
– Всякое бывает, Владо. Давай познакомлю тебя с майором Бурским.
Санитары внесли носилки, врач занялся Нанай Маро, но уже через минуту выпрямился и обернулся к Бурскому.
– Обширный мозговой инсульт, – сказал он. – Пульс слабый, прощупывается с трудом. Кровоизлияние уже распространилось на оба полушария…
– Выживет?
– Неизвестно, счет идет на минуты, а до Пловдива трястись да трястись. По правде говоря, положение безнадежное. Но не будем терять время, надо ехать немедленно.
– Конечно, конечно, только одна небольшая формальность!
На глазах у изумленных медиков Бурский тщательно обыскал парализованного, обшарил все карманы, памятуя о случае с потайным кармашком Кандиларова. Снял с руки часы и два аляповатых золотых перстня с печатками.
Ничего интересного: бумажник с документами, сотня левов, ключи, маленькая записная книжка, чистая, неначатая. Единственная находка, заслуживающая внимания, – белый конверт в книжке, а в нем двадцать стодолларовых купюр.
Зачем Нанай Маро носил с собой такую сумму. Не готовился ли потратить доллары за границей?
Прежде чем «скорая» отправилась в путь, Бурский приказал милиционеру охранять пострадавшего вплоть до самой больницы. Затем отпустил Ивана.
– О чем это мы беседовали до приезда твоего знакомого? – спросил майор, когда они с Лилковым остались вдвоем.
– О том о сем… – Пухи устало потянулся. – Ты мне толковал о разнице между синонимами «смотреть» и «видеть». Так сказать, уроки майора Бурского.
– А, уроки! Давай-ка я тебя проэкзаменую. Поведай мне, пожалуйста, что же ты в этом доме видишь.
– Вижу, много чего вижу. Схватил бы за шкирку владельца дачи и без долгих разговоров – в каталажку!
– Откуда вдруг такая свирепость?
– От барахла здешнего, от каждой вещички. Не вижу, слышишь, не вижу я тут ничего отечественного, болгарского, все оттуда. Вот эта видеосистема – знаешь, на сколько долларов она потянет? А холодильник, гарнитуры, а ковры? Да здесь денежки прямо в воздухе летают, чувствуешь? Откуда они взялись, а? Откуда? У чиновника с зарплатой в несколько сот левов. Вор, ворюга! – Задохнувшись от гнева, Лилков помолчал и закончил вдруг: – Завидую я тебе! Твоей работе. Вот что.
Бурский рассмеялся.
– Не горячись, Пухи! И не завидуй моей работенке. Я занимаюсь убийствами, а объект твоего гнева – под прицелом другого ведомства. Можешь не сомневаться, оно скоро включится в наше дело. Успокойся. И я вижу, что не на трудовые доходы обставил свое гнездышко господин Бангеев. Но давай-ка продолжим экзамен. Я спросил: что ты видишь – не как журналист и гражданин, а как криминалист.
– Как бывший криминалист. Ладно. Некто на даче получил инсульт, наслаждаясь едой и коньяком. А когда… – Он задумался.
– Чтобы играть честно, должен тебя предупредить: по всей вероятности, этот некто и зашвырнул в озеро тело Кандиларова. Мы подозреваем также, что он – убийца. Но похоже, кое-кто уже пронюхал о наших подозрениях.
– Думаешь, ему устроили здесь инсульт?
– Считай это гипотезой, не больше… Итак, что еще ты видишь? Не забудь о сумках.
– Не забыл. Судя по ним, этот, как его…
– Насуфов.
– Да, Насуфов прибыл сюда, чтобы провести несколько дней на даче. Но случился инсульт, паралич. И если бы мы не подоспели, кто знает, сколько еще…
– Не забывай, первым забил тревогу Иван. Ну, Пухи, ты меня разочаровал. Ленишься думать и делать выводы из очевидных фактов. Ты знаешь, что последний автобус был здесь в воскресенье. Вчера до полуночи машины тоже не показывались – этого ты можешь уже и не знать.
Что ж, по-твоему, этот громила пешком топал из Пловдива с двумя сумками?
– Пешком исключено. Наверняка была машина.
– Логично. А теперь куда делась? Сама вернулась, что ли?
– Значит, в машине был кто-то еще.
– Опять логично. Этот кто-то привез Насуфова – не к самой даче, иначе остались бы следы, а оставил машину на шоссе. Помог донести сумку и укатил. Это должно было произойти ночью, между часом и двумя. Посидели тут немного, закусили, потолковали и расстались.
– И что же, они на прощанье и по рюмочке не опрокинули? При такой-то закуске? – Лилков обвел рукою стол. – Только где же тогда вторая рюмка?
– Возможны несколько объяснений. Одно: «Я за рулем, вдруг гаишник остановит?» Второе: Насуфов открыл бутылку после ухода спутника. А самое вероятное третье: уехавший знал, что за напиток в бутылке, и потому не пил.
– Не думаешь ли ты…
– Думаю, думаю. Я обо всем должен думать. Анализ покажет.
– Но бутылка опустошена примерно до половины. Из нее пили и до того, как Насуфов опрокинул свою рюмку. А закусить он не успел: смотри, хлеб не надкушен, тарелка с закусками полным-полна, икра не тронута. Значит, уже первая рюмка его свалила.
– Браво! Теперь ты мне нравишься. В сумке еще четыре бутылки «Преслава». Но там мы вряд ли что обнаружим. В противном случае – с меня любой коньяк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49