Роли распределили так: Ковачев будет вести официальный допрос, а капитан, удобно расположившись в кожаном кресле возле стола, станет наблюдать за резидентом, вмешиваясь лишь в крайних случаях.
Когда старшина ввел Петрова, тот смиренно застыл в дверях, взглядом уперся в ковер, руки вытянул по швам, точно ему предстояло выслушать смертный приговор. Сел лишь после третьего, резкого приглашения Ковачева, да и то лишь на самый краешек стула.
На формальные вопросы по установлению личности отвечал четко, гораздо подробней, чем требуется для протокола. А когда Ковачев предложил ему рассказать о своей преступной деятельности, он опустил еще ниже голову, прошептав еле слышно: «Виновен!» Казалось, от отчаяния он готов биться головой о стену.
Столь скорое признание вины было, разумеется, обнадеживающим, но явный налет театральности не обещал ничего хорошего.
– Я знаю, слышал, читал в криминальных романах, – спокойно начал Петров, – что в данной ситуации положено обращаться к вам казенным словом «гражданин». И все же прошу вас от всего сердца, позвольте называть вас «товарищи». Поверьте, я искренне чувствую вас товарищами в испытании, которому меня подвергла судьба.
– Хорошо, хорошо, – поспешил его успокоить Ковачев. – Не возражаю. Чем же вы хотели бы поделиться с вашими новыми «товарищами»?
– Я человек чистосердечный. И сам не могу понять, почему ранее не пришел к вам с повинной. Но за ночь я все переосмыслил и понял, что единственный путь для меня – чистосердечное раскаяние.
– Похвальная идея, – уже серьезно сказал полковник. – Приступайте к чистосердечному раскаянию.
– Два месяца тому назад я случайно бродил по Русскому бульвару и возле магазина иностранной литературы познакомился с двумя иностранцами, похожими на супружескую пару. Я искал одну техническую книгу, они – альбом с красотами Рильского монастыря или с болгарскими иконами. Я постарался подобрать им подходящие издания. Они довольно сносно говорили по-болгарски. Когда мы вышли из магазина, я предложил им посидеть в кафе-мороженом при гостинице «Болгария». Говорили мы, как водится, о разных пустяках и условились встретиться на другой день. Встретились. Я предложил осмотреть на моей машине живописные окрестности Софии. Была, помню, суббота, и поездка удалась на славу. Обедали в мотеле «Белые березы». Расплачивались за обед они. По этому пункту я с ними чуть было не рассорился, но в конце концов уступил этим милым людям. Я рассказывал за обедом о Софии, они интересовались, чем я занимаюсь, с кем живу. Уверен, я был первым болгарином, с которым они разговаривали здесь. И я не видел оснований скрывать что-то о себе или о своем образе жизни…
Фатальный разговор состоялся на следующий день, в воскресенье. Ах, если б можно было вычеркнуть из моей жизни это воскресенье! Мы поднялись на Витошу и провели на горе весь день. Обедали в ресторане. Но на этот раз я настоял и платил сам. После обеда жена легла позагорать на солнышке, мы прогуливались поблизости. И тогда ее супруг начал совершенно особенный разговор – о пользе сотрудничества между народами, против ненависти, разъедающей нынче весь мир, и националистической, и расовой, и классовой. Он был убежден, что самые добрые, самые культурные, самые интеллигентные люди, где бы они ни жили, братья и должны служить гуманной идее предотвращения войны, идее мира и взаимопонимания. В общем, он предложил мне оказывать некоторые мелкие услуги одной державе, как он выразился, «дружески настроенной к судьбе многострадального болгарского народа». Великой державе, знаменосцу свободы и демократии во всем мире…
Петров, опустив голову, смиренно смотрел в одну точку, молитвенно сложив стиснутые руки.
– И я, можете ли вы поверить, я, глупец, я, простофиля, я, всю жизнь честно прослуживший моему народу, согласился. Ничтожество! Глупец! Преступник!
– Постойте-постойте! – пресек это самобичевание Ковачев. – Лучше скажите, откуда были эти иностранцы?
– Я не знаю. При начальном знакомстве они пробормотали имена, но я не запомнил, как водится. А друг друга они называли то «дорогой», то «дарлинг». Но давайте вернемся к вопросу, который не дает покоя моей душе. Я согласился не только во имя свободы и демократии. И вовсе не потому, что мне было предложено на выбор ежемесячно по сто долларов или триста левов за те мелкие услуги, которые я им должен был оказывать. Я и без того неплохо зарабатываю, к тому же мы с моей благоверной обходимся без излишеств. Нет, я решился, ибо меня уверили, что в моей услуге нет ничего, упаси боже, противозаконного. Единственное, что от меня просили, – соорудить в доме два тайника. В общем, все то, что вы открыли. Мне объяснили, где и как я должен их сделать. В тайники я должен был загрузить контейнеры с вещами, которые мне пришлют. И по особому указанию передать эти вещи лицам, которые явятся с паролем.
– Каков пароль?
– Мне сказали, что при необходимости сообщат его по телефону. Но позвольте мне продолжить исповедь. Мои знакомые отбыли в понедельник. Прошло пятнадцать дней – последние спокойные дни в моей жизни. И вот однажды голос с иностранным акцентом сообщил мне по телефону, что надо немедленно приехать на вокзал и из ячейки А-34 в камере хранения забрать черный чемодан. Шифр я помню – 1681. Что я и сделал. В чемодане были все необходимые приспособления и подробные указания для монтажа тайников. Там же, в чемодане, я обнаружил и деньги, что описаны в протоколе, и всю эту непонятную аппаратуру. В записке, которую я немедленно уничтожил, говорилось, что я должен взять себе тысячу левов – аванс за три месяца – и сто левов – в покрытие расходов на монтаж тайников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45