– Выходит, преступление предотвратили? Похвально. Потом что было?
– Потом я оттиск с ключа от квартиры сделал. Он в связке был. Подумал, вдруг пригодится? – Тихий освоился, вошел в роль и продолжал деловито: – Кража кражей, но можно сказать, что я компенсировал потерпевшему убытки. Машину его спас. Зачтется это? – он с нетерпением ожидал ответа.
– Не понимаю я вас, Жестянников. То о Юрке беспокоитесь, то подсовываете его в качестве преступника, – осуждающе сказал Солдатов. – С вашим-то опытом.
– Но ведь было же так! Вы же просили говорить правду. Я и говорю. А что машину спас – запишите. Это мне пригодится.
– Запишем. Что было потом?
– О ключе Городецкому позвонил. Я сам на кражу идти не хотел, не помышлял даже.
– О ключе? – переспросил Солдатов. – Вы его по оттиску сделали, что ли?
– Не то чтоб сам… Белкин помог.
– Белкин?
– Ну да… Ключ сложный оказался. Я по этому делу не специалист. Отдал оттиск Белкину. У него и пилочки всякие, и станочек. Правда, я сказал тогда, что ключ свой потерял от квартиры.
– Ну, да! Конечно! – расхохотался Солдатов. – Перед тем как потерять, слепок с него сделали… Чего темнить-то по мелочам, Алексей Петрович? И Белкин поверил?
– Поверил. А может, вид сделал, что поверил, – поморщился опять Тихий. – Наверное, ему так спокойнее было.
– Квартиру на Строительной с Городецким брали?
– Один он там был.
Солдатов еще два часа говорил с Тихим. Говорил потому, что почувствовал необычную роль мальчишки во всей этой истории. Тихий рассказал все.
ГЛАВА 16
Как всегда, накануне 1 сентября в этом большом дворе было шумно. Ребята, вернувшись из пионерских лагерей, пригородных дач, экскурсий, радостно встретились друг с другом после двухмесячной разлуки, обменивались впечатлениями, рассказывали забавные истории. И, конечно, хвастались: кто бронзовым загаром, кто коллекцией камешков, найденных на берегу моря. Юре Калугину похвастаться было нечем. Он никуда не уезжал. Конечно, можно было бы и в пионерский лагерь, но, по совести говоря, особенно не хотелось: на душе было неспокойно. В начале лета он впервые почувствовал себя не просто мальчишкой, сыном, а хозяином дома. Это было в тот вечер, когда в их квартире появился чужой, незнакомый мужчина, и он ощутил чувство ревности и чувство тревоги. Ощутил потому, что как-то уж очень уверенно держал себя незнакомец, будто бы вошел в собственный, а не в его, Юрин, дом.
Существовал у него с матерью свой ритуал: после ужина телевизор включал сам Юра. Установился он в их маленькой семье несколько лет назад, когда мать, думая, что телевизор мешает готовить уроки, решила его продать. Было это в самый разгар хоккейного сезона. Юра тогда ужасно возмутился и заключил с матерью джентльменский договор: он полностью заканчивает домашние задания и сам включает телевизор. Так и пошло.
Давно уже закончились те хоккейные игры, начинался новый учебный год, а договор по-прежнему остался в силе: сделав уроки, он включал телевизор и смотрел полюбившиеся ему передачи.
Мать понимала, что это не просто механическое движение руки его сына, и относилась к заведенному распорядку с уважением: ведь установившееся правило свидетельствовало о самодисциплине Юры, его воле и выдержке.
В тот вечер он вернулся домой после экскурсии на подшефный завод, открыл своим ключом дверь и поразился: телевизор работал! «Неужели мать включила, – подумал он, – что это с ней?» Быстро вошел в комнату. У телевизора сидят двое: мать и он – незнакомый мужчина. Сидят и смеются. Весело смеются. И Юру словно ударило: он включил! Гость! Включил как хозяин. С той минуты Юра невзлюбил его. Понимал, что несправедливо, потому что Боровик, он узнал его фамилию, был к нему внимателен, даже ласков. Дарил ему книги, пластинки, один раз билеты на международный футбольный матч. Но поделать Юра с собой уже ничего не мог. Ему казалось, что в родной квартире он отошел на второй план. Боровик остался для него человеком неприятным, чужим. Он не включал больше телевизор. Но однажды Юра увидел из коридора, как Боровик приподнялся с кресла, чтобы пододвинуть к себе пепельницу, и мимолетно, будто бы невзначай, коснулся рукой щеки матери и чуть задержал руку, и уже потом протянул ее дальше за пепельницей…
И Юру опять будто бы ударило… Как запросто он обращается с матерью! С этой минуты он возненавидел его и больше не убеждал себя, что это несправедливо.
Об этом он и думал сейчас, сидя на лавочке в окружении веселых, возбужденных встречей ребят. Вдруг все замолчали, Юра удивленно поднял голову и увидел, что по двору юной принцессой идет Наташа. Она была тоже загоревшая, какая-то особенно легкая, изящная. Юра восхищенно замер. Наташа нравилась ему. Ребята молчали несколько секунд, потом, когда она скрылась в подъезде, кто-то рассмеялся: ну прямо как кинозвезда.
– Говорят, у нее роман с каким-то летчиком был, – сказал Славка, самый старший – десятиклассник.
– А тебе откуда известно? – набросились на него.
– Да уж известно, – таинственно улыбнулся он.
– Конечно, вертела хвостом, – затараторил Толька по прозвищу Носатик. Ребята повернулись к нему. Все хотели узнать подробности Наташиной жизни, и Носатик стал воодушевленно рассказывать: «Она была пионервожатой в лагере, а рядом у них аэродром. Ее увидел один курсант. Ну и началось у них это…»
Юра не выдержал. Вся обида, которая лежала в эти минуты у него на сердце, вылилась наружу. И он закричал:
– Ты что, был там, кретин? Видел? Да она тебя не заметит, даже если будет глядеть на тебя в упор, насекомое, – орал он сам не свой.
Носатик позеленел от обиды и злости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45