Савин вспомнил, что во время осмотра гостиничного номера ни он, ни Арсентьев под подушку-то не заглядывали.Несколько секунд они смотрели друг на друга. Савин удивленно, наморщив лоб, Виктор – растерянно.– Ну, допустим, положил… А теперь объясни, почему ты остался без денег? Растолкуй, как понять это «остался».– Наверное, не точно сказал.– Вот твой ответ, вот твоя подпись. Читай. – Савин приподнял бланк протокола и повернул его в сторону Виктора. – Давай внеси ясность, что значит «остался». У тебя их украли, отняли, потерял?Виктор не ответил.– В Москву когда приехал?– Неделю назад.– Сколько взял с собой денег?– Какое это имеет значение?– Имеет!– Триста сорок.– Ух ты! И за неделю без рубля? – удивился Савин. – Даже матери на пальто не оставил. Странное дело получается. Чего прячешь глаза? Боишься?..Виктор с отчаянной решимостью взглянул на Савина и понял, что тот смотрит на него с досадой. От этого почувствовал еще большее огорчение.– Чего бояться? Наказания? Чем больше, тем лучше, – возбужденно проговорил он.– Если настроен вести разговор в таком тоне, то лучше его не вести.Виктор опустил голову.– Слушай, парень, брось… – навалившись на стол, громко сказал Савин. – Об этом говори другим, если они слушать пожелают. Еще никто в этом кабинете не говорил, что наказание желанно. Каждому хотелось поменьше. Наказание не страшно только несмышленышу… Ну, так куда же ты дел свои деньги?Было видно – вопрос беспокоил Виктора.– Как мне понимать твое молчание?И только теперь, когда от обиды и стыда Виктор замкнулся, когда жизнь показалась ему лишенной всякого смысла, когда ожила терзающая душу тоска, он впервые услышал отчетливые посторонние звуки. Они жили в этом, казалось бы, непроницаемом кабинете. Сквозь распахнутую настежь форточку с улицы доносился шум самосвалов, скрежет железного скребка о тротуар, смех мальчишек, почувствовавших наступление весны. Там, за окном, шла такая знакомая, теперь уже ставшая для него невероятно далекой жизнь.– Ты меня не слушаешь, Виктор, – нарушил молчание Савин. – Приди в себя и пойми ситуацию.– Какую ситуацию?– Почему такой обидчивый тон? Не нравится мой вопрос? Хорошо. Задам другой. Скажи: в Москву приехал с чужими людьми или с друзьями?– С друзьями.– Что же у них взаймы не взял? Ну, у Тамары неудобно – это ясно. А у Тарголадзе? Насколько мне известно, он деньгами располагал.– Мне его денег не надо, – отрывисто проговорил Виктор.– Поссорился, что ли? – Нет!– Выходит, проще украсть, чем попросить? – не отступал Савин. – Мудришь ты очень!«А ведь я хитрю со следователем, – подумал Виктор. – Даже на этот вопрос не ответил». И все же сказал:– Мне нечего скрывать. Это легко проверить.– Этим я и занимаюсь. Ты неспроста уходишь от вопроса. Раз на мелочах путаешь, значит, есть другая вина. Твое упорство настораживает…Виктор покраснел. Он почувствовал смущение и стыд. Сказал с излишней поспешностью:– В чем меня подозреваете? Чего добиваетесь?– Чего на людей бросаешься? Я правды добиваюсь. И не внушай себе, что мои вопросы обижают. – Савин продолжал спрашивать: – Тамаре сказал об отъезде?– Нет, – ответил дрогнувшим голосом.– Вот это уж выше моего понимания. Даже и этого не сделал. Выходит, от своей девушки потихоньку убежал?Виктор сконфуженно молчал.– Будем считать, что молчание – тоже ответ. Поехали дальше. Гурама когда видел?Виктор отвернулся и стал смотреть в угол кабинета.– Три дня назад. Точно – три дня, – соврал он. Савин посмотрел сердито.– Не верю! – бросил он резко. – Скажи, ты, случаем, не алкоголик?– Не понимаю, о чем вы…– Ишь ты! – усмехнулся Савин. – Неужели не понимаешь? Любишь выпить?– Вы шутите? Такой вопрос не ко мне.– Я не шучу. Я серьезно. Давай поговорим о конкретных фактах. Вчера утром ты покупал коньяк в буфете? Напомнить подробности?Виктор понял, что следователь спросил о коньяке не случайно. «Нет, я о Гураме ничего не скажу, – решил твердо. – О своих делах пусть сам отчитывается». Пришли на память слова Гурама: «Про меня скажешь – про себя скажешь».– Так ты покупал коньяк? – повторил Савин.– Мне захотелось выпить, – сказал Виктор. – Было плохое настроение.Савин покачал головой.– Ложь – плохой помощник. Мне жаль, что ты лжешь, причем активно! Ты ведь с собой воюешь, не со мной. – И спросил напрямик: – Где ночью был?Виктор лихорадочно обдумывал ответ.– Ночью? – переспросил он. – Об этом тоже говорить? С какой стати? Но это, извините, личное, – и смутился.На Савина смотрели растерянные глаза. Их выражение никак не вязалось с тоном, каким были произнесены слова. Такое состояние человека, когда дерзость и боязнь объединились в единое целое, было знакомо Савину.– Не кипятись! Я не покушаюсь на твое личное. – Он нахмурился. – Назови место, где был. Вопрос имеет прямое отношение к делу.– Я не могу.Савин почувствовал, что его вопрос смутил Виктора. И сказал не сердясь:– Вот именно, не можешь! Поэтому и нервничаешь. Все хочешь выгадать, не прогадать. А в номере кто был утром?– Никто! – ответил громко, не моргнув глазом.– Ты плохо слышишь?– Нет, а что?– Тогда чего кричишь? Почему скрываешь, что был Тарголадзе? Зачем он приезжал? Ну, говори? Я жду!Виктор надолго задумался.– Зачем его ввязывать?– Блестящий ответ! Выходит, он «ввязан»? Так надо понимать? – расчетливо спросил Савин. Вопрос попал в цель. – Так вот почему ты за него горой.Виктор страдальчески поморщился и сидел теперь подавленный. С каждым вопросом Савина, с каждой новой его фразой он все больше убеждался в том, что следователь знает о нем многое. Да и невозмутимая манера разговора Савина подтверждала это.– Понимаете, обстоятельства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83