Как бы то ни было, Швабрин производил впечатление человека компетентного, а то, что он процитировал по памяти заявление американского ученого, весьма впечатляло. Карлсон признался себе, что он бы этого сделать не смог.
Швабрин тоже незаметно с интересом изучал Карлсона. Он думал, что на такую конференцию американцы должны были выбрать важного чина из Центрального Разведывательного Управления. Благодаря своим источникам информации, весьма эффективным, он считал, что знает всех руководителей ЦРУ. Прежде чем вылететь в Вену, Швабрин просмотрел электронную картотеку. Но ему так и не удалось определить, кто такой полковник Карлсон, даже если предположить, что он фигурировал под другой фамилией.
В этом не было ничего удивительного: Карлсон руководил в Вашингтоне особой службой, действовавшей на стыке ФБР и ЦРУ, имевшей выходы на президента, но пользовавшейся удивительной независимостью. Его бюро официально не существовало и не получало средств из бюджета; оно было особо ценно именно вследствие своего официального небытия. Ему поручались различные деликатные и опасные операции, а если они вызывали бурную реакцию или дипломатические протесты, на самом верху с чистой совестью умывали руки и клялись честью, что им ничего не известно. Таким образом, Карлсон всегда работал без прикрытия, и это его не смущало. Независимость этого стоила. Он продолжал носить полевую форму, участвуя в конфликтах, в которые были вовлечены Соединенные Штаты, пока его не вызвали в Вашингтон. Там ему предложили возглавить Специальную службу и дали нашивки полковника, но в то же время попросили впредь являться только в штатском. Он окружил себя тщательно подобранными сотрудниками, в число которых входила его личная секретарша Лина и, главное, Фрэнки Мэттьюс.
Полковник Карлсон, которому было без малого шестьдесят, казался серым. Все в нем было серым: подстриженные бобриком волосы, густые брови, цвет лица, когда болело раненное в Корее колено, одежда. Однако он был человеком энергичным, пробивным, суровым и не очень сентиментальным.
Конференция продолжалась.
– Значит, вы думаете, – спросил Мак-Интайр, – что атомные снаряды для Анголы изготавливаются из радиоактивных отходов атомных электростанций?
– Да, я так думаю, – ответил Бородин. – Те, кто их производят, – не глупцы. Для локальной войны вроде ангольской тактическое ядерное оружие с зарядом всего в три-четыре килограмма, небольших размеров, доставляемое к цели с большой точностью, во много раз предпочтительнее сложных для изготовления мощных ракет.
– Позволю себе заметить, что в Анголе нет войны, – вмешался да Коста, – обычные полицейские операции против мятежников.
Но никто не придал ни малейшего значения его словам. Даже секретари засомневались, стоит ли записывать его реплику.
– К несчастью, – продолжал Бородин, – радиоактивные отходы разбросаны по всему миру, потому что даже малые страны, такие, как Швейцария, обладают атомными электростанциями. Попробуйте узнать, откуда они!
– У меня есть замечание, – сказал маленький американский физик Губенгейм. – Замечание, которое имеет силу, если мы a priori признаем, что использовались не чистые расщепляющиеся вещества.
– Это невозможно, – сказал Мак-Интайр, – они непомерно дороги, мне это известно. Ангольские мятежники не могли бы купить и грамма. Если, конечно, они не получают сырье из какой-нибудь великой державы.
– Вы намекаете на то, что в дело замешаны мы? – кислым тоном спросил Бородин.
– Я ни на что не намекаю, я рассматриваю все возможности.
– СССР не заинтересован в происходящем в Анголе, вы это прекрасно знаете. А вот о США я бы такого не сказал.
– США, даже если бы они были заинтересованы в происходящем в Анголе, не стали бы поддерживать мятежников. Может быть, стоит присмотреться к вашим друзьям – китайцам?
– Китайцы скорее ваши друзья, чем наши. Но я приехал сюда не для того, чтобы дискутировать на эти темы. Какое замечание собирался сделать ваш физик?
Слово опять взял Губенгейм:
– У нас было слишком мало времени на изучение снаряда. Однако проведенного анализа достаточно, чтобы сказать: ядерный заряд изготовлен не из чистых расщепляющихся веществ, а из переработанных отходов. Мое замечание имеет смысл лишь в случае признания данного положения.
Советский инженер Литонов кивнул главе своей делегации.
– Мы признаем, – сказал Бородин.
– Мы тоже, – подтвердил Мак-Интайр, довольный прекращением своей перепалки с русским коллегой.
– Так вот, – продолжал Губенгейм, – для изготовления таких снарядов потребовалось бы огромное количество радиоактивных отходов, я думаю, примерно несколько тонн на каждый снаряд. Мне это представляется трудно осуществимым на практике. И напротив, достаточно нескольких килограммов, самое большое центнеров, если речь идет об отходах со станций, оборудованных сверхгенератором.
– После анализа мы пришли к тем же выводам, – поспешил заметить русский физик Литонов. – Чистые расщепляющиеся вещества можно достать случайно, тогда как отходы со станций, оборудованных сверхгенератором, могут, принимая во внимание их количество, использоваться в данном случае.
– Это значительно сужает круг поисков, – заметил Мак-Интайр. – Насколько мне известно, лишь четыре страны имеют атомные станции со сверхгенератором.
– «Феникс» во Франции, «Харуэл» в Великобритании, «Шевченко» в СССР, «Брукхевен» в США, – холодным голосом перечислил Швабрин.
– Если бы мы получили образцы отходов со всех четырех, – добавил Литонов, – то с помощью спектроскопического анализа смогли бы определить, чьи отходы использованы для производства снаряда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37