»– У вас бывают обмороки? – спросил он.– Никогда.– У меня тоже.– Нас этим не проймешь, – сказала она.– Да, мы из обожженной глины. – Он выкатил тележку на улицу. Перед домом росли липы, и можно было вздохнуть полной грудью, – Я чувствую, что нарублю сегодня дров, – сказал Хенрик.– Смулка хочет бить окна, – сказала она. Хенрик улыбнулся. Они тянули тележку вдвоем, – Шаффер не очень тяжелый, – сказал Хенрик. – Наверное, голодал. Ты голодал, Шаффер?– Давайте называть его Курт.– Да, теперь он наш. Ты голодал, Курт, или ты просто такой стройный? Смокинг сидит как влитой, жаль, что он его так заляпал.Они катили тележку вдоль железной ограды парка.– Не тарахти, Курт, – обратился Хенрик к пьяному, одна нога которого выпрямилась в колене и теперь билась пяткой о мостовую.– По-моему, еще кого-то обнаружили, – сказала женщина, прислушиваясь. – Мешает стук колес. Остановитесь.Хенрик остановился. Пьяница сладко всхрапнул.– Это оттуда, – сказал Хенрик, показывая на решетку, за которой находился теннисный корт, посыпанный кирпичной крошкой.Вияс, мужчина с прилизанными волосами, поднял ракетку кверху и подал мяч. Пани Барбара отбила, но мяч попал в сетку.– Они сошли с ума, – пробормотала Анна. – Идите сюда! – крикнула она. – Мы нашли немца!Теннисисты подбежали к забору, седая панн слегка хромала.– Я подвернула ногу, – пожаловалась она. И, показывая на Прилизанного, у которого было мокрое от пота лицо, добавила: – Играет как черт. Бегает за каждым мячом, будто от этого бог знает что зависит.Вияс заинтересовался пьяным.– Кто такой? – спросил он. – Немец.– Его зовут Курт, – сказала Анна, – Лежал пьянехонький на лестнице.– Давайте его застрелим, – предложил Вияс. Все молчали. Тогда он пояснил: – Когда мы сюда пришли, здесь никого не было, поэтому и дальше никого не должно быть.– Это сделаете вы? – спросил Хенрик.– Могу. Могу, – повторил он через минуту, но пистолет не вынул. Пьяный всхрапнул, и по его лицу разлилось блаженство.– Курт, – позвал Хенрик. – Я решил привести тебя в чувство. Потом мы выясним, кто ты такой. Что вы скажете? – обратился он к Виясу.– Хорошо, шеф решит. Избавиться от него мы всегда сумеем.– Ну как, вы в форме? – спросил он пани Барбару.– Не жалуюсь. Это что, переодетый гестаповец? – спросила она, показывая на немца.Ответила Анна:– Курт – парикмахер.– Чур, я первая! – воскликнула пани Барбара. – Первая на завивку! – И, повернувшись к Виясу: – Только, упаси боже, не стреляйте. Сначала мытье головы, окраска волос, перманент, а потом уже ваши мужские развлечения. 6 Блондинка ходила по холлу, и подол ее цветастого шлафрока волочился по полу.– Какой красивый свитер! – воскликнула она, увидев Анну.Через некоторое время на антресолях появился Мелецкий. Спускаясь по лестнице, он причесывал седеющие волосы. Хенрик информировал его:– Найден немец.– Парикмахер, а я первая в очереди, – предупредила пани Барбара.– Где он? – спросил Мелецкий и засунул руку в карман. Хенрик сказал улыбаясь:– Спит на террасе. Пьян вдрызг.Старый парикмахер спал на солнцепеке. Место не очень удобное, но спал он крепко, и сны ему снились, по всей вероятности, приятные. Он отогнал рукой муху и перевернулся на другой бок. Мелецкий дернул его за руку:– Ауф!Пьяный забормотал. Хенрик и Мелецкий подняли его с тележки, немец зашатался, Хенрик поддержал его. Тогда пьяный протер глаза и опять что-то забормотал.– Что он говорит? – спросила пани Барбара.– Ему не нравится солнце, – объяснил Хенрик. – У него смешное произношение, но понять можно.Немец открыл глаза и снова закрыл их.– Ужасный сон! – сказал он, покачнулся, но, поддерживаемый Хенриком, не упал. – Это сон, опять сон.– Открой глаза, – приказал Мелецкий. – Ты нас видишь?– Сон, – упирался немец.– Мы поляки.Парикмахер заморгал, внимательно посмотрел на них и сразу отрезвел. Поправил бабочку, одернул полы смокинга.– Извините меня за мой вид, – сказал он. – Здравствуйте.Этот город называется Грауштадт, а моя фамилия Шаффер, я парикмахер, у меня мужской и дамский салоны.– Курт Шаффер, – дополнил Хенрик. – Временно невоеннообязанный. Острая форма ревматизма и хронический катар желудка.– Да, да, – подтвердил Шаффер, – это абсолютная правда, хотя мой конкурент Абендрехт утверждал, что я подкупил врача. Должен признаться, что с некоторых пор я действительно чувствую себя лучше. Даже, можно сказать, отлично.Они ввели его в холл.– Вы очень любезны, – сказал немец, – именно здесь я находился охотнее всего. – Он поскользнулся, но Анна его поддержала. – Данке шён. Я хотел постелить ковры, у меня уже давно было такое намерение, но не успел, очень трудно что-нибудь успеть, когда у тебя много свободного времени! Разрешите присесть?Он добрался до лестницы и тяжело опустился на ступеньку. Пришел Чесек, потом Смулка, группа была почти вся в сборе. Немец показал на ракетку, которую держала седая:– Я узнаю, это от Хаммерштейна. У него всегда был хороший товар, но он страшная сволочь. Писал доносы, будто парикмахер Курт Шаффер не верит в победу, а на самом деле он хотел забрать мой садик.– Давно ты здесь? – спросил Мелецкий.– Пожалуй, давно. Очень давно.– Что ты здесь делал?– Ничего особенного. Открывал двери. Открыл почти все. И пил.– Ты для чего остался? – допытывался Мелецкий. – Почему не убежал?– Я должен вспомнить. Сейчас, может быть, я запил. Нет. Я подумал, что там у меня ничего нет, а здесь у меня мужской и дамский салоны. С красивыми зеркалами. Они не хотели брать мои зеркала.– Вы мне сделаете перманент, – сказала пожилая.– Да, да, к вашим услугам, и надо покрасить волосы, вы преждевременно поседели, у вас прекрасная кожа, и сразу видно, что вы еще совсем молодая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35