Дьявольское искушение: возьми, возьми, будешь жить в достатке и роскоши. Но я не поддамся. Бог запомнит, кто не поддался, а кто пошел на зов зла. Никакое отпущение грехов не поможет.Смулка молчал.– Заливаешь, – сказал он наконец. – Если ксендз даст отпущение грехов, тогда считается. Шеф обещал все устроить.«Я проиграл», – подумал Хенрик. Смулка опять исчез во мраке. Оттуда донесся его вздох, вздох набожной деревенской бабы во время проповеди.– Кому не хочется по-божески, – донеслось из темноты. – Я бы очень хотел. Но душа у меня грязная.– Стань на сторону обиженных.– Я бы хотел, Хеня, но у меня уже такая грязная душа. Где добро, и не определю. Я только знаю, где моя польза. Ну так пусть будет хоть польза.– Не делать зла ближним, Смулка, это и есть добро.– А ближние об этом зле ничего не знают.– Но ты знаешь. Себя не обманешь. Ты хорошо знаешь о своей грязной душе. Знаешь и просыпаешься ночью от страха. Ты хорошо знаешь, что ксендз не поможет и что ты будешь проклят, потому что сам проклинаешь.– Что я, хуже всех? А ты лучше? Ведь сказано, кто без греха…– Опять обманываешь, Смулка. – Хенрик не видел его лица, лицо стер мрак. Он говорил в темноту: – Ты хочешь, чтобы я поддался злу, потому что сам небезгрешен? Что с того? Тебя это не оправдывает.– Шеф сотрет тебя в порошок, – услышал он предостерегающий голос из темноты.– Пусть поостережется. Я был лучшим стрелком в организации.– Нас пятеро, а ты один.– Я не один.Тень Смулки застыла в углу. Раздался вопрос:– Кто с тобой?– Ты.Тень качнулась, потом опять застыла.– Забудь, – сказала тень.– Нет.– Кто еще?– Чесек. Наверняка пойдет за лагерником.Смулка вышел из темноты. В полосе серого света вид у него был жуткий.– Где книга? – спросил он.– Не знаю.– Чертова тьма, – выругался Смулка.– Теперь ты ее не найдешь…– Плевать я на нее хотел, – сказал равнодушно Смулка. – Я могу себе взять что-нибудь другое. Будет меньше хлопот.Хенрик не отвечал. «Я уже что-то выиграл. Что-то произошло».Они вышли на улицу. Было темно, опустилась ночь, ночь в пустом чужом городке, среди вооруженных бандитов. Смулка завел мотор.– Хенек, – сказал он.– Что?– Я потолкую с шефом об этих аппаратах. Чтоб он их не забирал… Он человек умный, образованный, знает, как это сделать.– Не говори, что я что-то знаю.– Ладно, не скажу. Увидишь, все будет хорошо. По-божески, – Смулка рассмеялся. – Представляю себе, какую физиономию скорчит этот докторишка: «Что, Смулка, с ума сошел?» – Машина рванулась, – Ну ты мне и всыпал, – сказал Смулка. И запел какую-то песню.Хенрик рискнул:– Збышек, а эта обувь?– Что обувь?– Может быть, ее где-нибудь сложим? Спрячем от шефа, а потом разделим между людьми.– Нет, – запротестовал Смулка. – Нет. Что до этого, то нет. 9 Ужинали при свечах. Народу было много, и вскоре запахло расплавленным стеарином, стало душно и жарко. Открыли окна, выходящие в сторону сквера, дохнуло вечерней прохладой, пламя свечей заколыхалось. Пани Барбара, одетая в легкое бальное платье, накинула на голые плечи шаль. Она помолодела лет на пятнадцать (браво, Щаффер), волосы у нее теперь были синеватые, появился озорной взгляд школьницы, стройность и умение очаровательно двигаться. Пани Барбара сидела за пианино, играла вальсы, танго и арии, пела, а мужской хор орал вместе с нею «Моя Кармен». Хор тореадоров обступил стол с напитками («…я тебя люблю, а ты меня нет…женщины непостоянны, а вы как будто лучше… все одним миром мазаны… истерзанное сердце…»).Дамы постарались, все в вечерних платьях, у блондинки разрез до самого бедра. Только Анна была в брюках и свитере от Штайнхагена, не пела, пила вино наравне с другими, но не становилась раскованнее, наоборот, все более замыкалась в себе, время от времени ее сотрясали приступы сухого кашля. Шаффер ходил, выпрямившись, среди ужинавших, приносил все новые банки консервов.– Прекрасный бал, – повторял он, – мне бы надо было жениться на польке, у меня была бы веселая старость, прекрасный бал, не правда ли, только жаль, что мужчины такие неаккуратные. – Но те его не слушали, поглощали закуски, хлестали вино и орали, громче всех Чесек: дожили, куриная морда, чего стесняться, мужики небриты, ерунда, они и так нас любят.Хенрик отыскал взглядом Рудловского. Рудловский сидел в кресле и что-то втолковывал брюнетке, очки он держал в руке и очаровывал ее взглядом. Затем надел очки и стал оглядываться по сторонам. Заметил Хенрика, извинился перед брюнеткой и подбежал к нему.– Нет ли у вас цибозола? – спросил он.– Нет.– Я с ней уже договорился.– Какое могло быть сомнение, за вас всех на корню договорился Мелецкий.– Я предпочел бы этим не пользоваться – малоприятное занятие. Интереснее всего сама игра, не правда ли?– В известной мере, – сказал Хенрик. Подумал: «Этого можно будет перетянуть». – Вы ее разыграли? – спросил он.– Я отрекомендовался графологом-хиромантом. Вы себе не представляете, как они клюют на это. Дала погадать по руке. Я нагадал, что она должна идти в мой номер. Она сказала, что если судьбе так угодно… А вы не считаете, что это рискованно?– Что именно?– А если она больна?– Маловероятно.– Посмотрите на нее и скажите, что вы о ней думаете.– Я думаю, что она мила и очень женственна.– Только бы чего-нибудь не подхватить!– Теперь вам отступать некуда.– Она вам нравится?– Да. – Хенрик еще раз посмотрел на брюнетку: – Аппетитная.– Пошлю немца за цибозолом, – решил Рудловский. – Вы не знаете, он профилактически действует?– Не знаю. Спросите лучше доктора.– Мелецкого? Спасибо, мне еще жизнь не надоела! Мелецкий такой же доктор, как я министр. Он всего лишь зубной техник.– А диплом? – спросил Хенрик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35