– Попробую с ними договориться, – сказал Хенрик.– Да ты не бойся, – успокоила она его. – Ты тоже хороший бандит.– Освенцимец сделает все, о чем я его попрошу. Твой кавалер, наверно, тоже. Потом столкуюсь с шефом.– Все будет как надо. Что там за шум? – Она прислушивалась. Хенрик подошел к окну. – Это въехали грузовики. Сейчас начнется погрузка.– Спеши, – поторопила она.Хенрик подошел к кровати и наклонился. Янка смотрела на него с ожиданием. Ее темные глаза, казалось, были покрыты лаком.– Я люблю тебя, Янка. И знаешь за что?– Нетрудно догадаться.– Нет, не догадаешься. Я люблю тебя за то, что ты сказала, чтобы я спешил. Что ты не говоришь: «Оставь их в покое».– Спеши.– И еще. Не проболтайся женщинам, что провела ночь у меня.– Ты тоже не хвались.– Я напишу об этом в газету, – сказал он. Выходя, он чувствовал на себе ее взгляд. Подумал: «И все-таки что-то от этой ночи осталось, что-то большее, чем обмен услугами».В коридоре он встретил небритого Рудловского. Рубашка на нем была грязная и мятая.– Как спалось? – спросил Хенрик беззаботно.– Кажется, у меня катар. Как кончим, схожу в аптеку.– Грузите?– Помаленьку. А вы?– Я сейчас приду, – пообещал Хенрик. – Смулка с вами?– Не видел.– Еще спит?– Наверно.– Если шеф не стащил его с кровати!– Пойду разбужу.– Я с вами.Они подошли к номеру Смулки. Дверь была закрыта. Хенрик постучал.– Збышек! – позвал он. Ответа не было.– Наверно, смылся, – сказал Рудловский.– Куда?– Куда-нибудь. Вчера они повздорили с шефом.– Да?– Я это узнал от шефа. Он сказал, что Смулка рехнулся.– А обо мне ничего не говорил?– О вас, что вы трудный, но толк будет. Идемте.– Минутку.В голове Хенрика шевельнулось подозрение. «Попал к бандитам. Сам похож на бандита». Хенрик достал из кармана отмычку и стал орудовать ею в замке.– Вы думаете?.. – начал Рудловский.– Сейчас убедимся.Замок скрипнул, и дверь открылась. Смулка неподвижно лежал на кровати.– Какой скандал! – пробормотал Рудловский. Они подошли ближе. Смулка лежал в той же позе, что и вчера вечером, одна рука вытянута вдоль тела, другая на груди, желтое лицо выражало безразличие, ноги в ботинках просунуты между железными прутьями спинки. «Бедный Смулка, кажется, отмаялся. Я опять один».Рудловский осмотрел труп.– В живот, – констатировал он. – Как вы думаете, это очень больно?– Не знаю.– Я не переношу боли.– Наверное, не очень. Лицо у него спокойное.– Такие вещи шеф выполняет ювелирно. Вы правы, он, наверное, не страдал, – сказал Рудловский и сделал несколько шагов назад. – Отойдите, пожалуйста.– Почему?– Бактерии.Хенрик выглянул в окно. Перед отелем стояли три грузовика. Шеф, Вияс и Чесек загружали прицепы. «Я остался один. Я даже не могу им пригрозить. Чесек пойдет за мной. Может, и этот».– Пан Рудловский, вчера вечером дверь была открыта. Кто же ее закрыл?– Наверное, шеф. Или кто-нибудь из них, – Рудловский показал на окно.– Они тоже? – удивился Хенрик.– Кто-то из них. Шеф не смог бы один положить его на кровать.Хенрик обвел взглядом комнату. Трус прав, на полу были следы крови. Он убил его не на постели. Потом они положили его, как будто он спит, даже дверь оставили открытой, чтобы придать этой версии правдоподобие. Утром Мелецкий решил, что игра окончена и лучше Смулку запереть.– Бандюга этот ваш шеф, – сказал Хенрик.– Так уж сразу и бандюга.– Он вспарывает людям животы, а вы еще сомневаетесь.– Смулка, наверное, качал права.– Ну и что?– Шеф не любит, когда качают права.– У вас есть аттестат зрелости, Рудловский?– Что-то в этом роде.– Вы знаете, что такое этика?– Пустой звук. Оставьте Смулку, мы все равно ему уже не поможем.Хенрик прошел мимо Рудловского и загородил ему выход.– Я хочу с вами поговорить, – сказал он.– Об этике? – спросил Рудловский взволнованно, снял очки и стал протирать их платком. – Здесь не место. Этот труп…– Я намерен помешать ограблению Сивова, – сказал Хенрик.– Это почему же?– Потому что мы приехали Сивово охранять.– Это был только удобный повод.– Для меня нет. Я приехал охранять. Если для вас это недостаточный мотив, то я вам напомню, что вообще присваивание чужих вещей – занятие некрасивое.– Но выгодное. Ни одна страна не испытывает угрызений совести, присваивая себе чужие земли и города, а почему я…– Вы хотите, чтобы вас считали вором?– Я не вор.– Нет, вы вор.– Ну ладно, допустим, сегодня это так, но завтра я с этой профессией распрощаюсь.– Неизвестно. Можно привыкнуть.– Вы говорите так, как будто всегда были образцом честности.– Не будем спорить о том, что было. А вы помните наш тост, пан Рудловский? Свобода, родина, лучезарное будущее, помните?– Это все разговоры в пользу бедных, пан Коних. Подвернулся случай, надо брать, завтра не будет. Не возьму я, возьмут другие.– Пусть берут другие.– Но почему? Почему не я?– Потому что… Вы что, действительно не знаете?– Нет.– Черт побери! Вы действительно этого не понимаете? – Хенрик подтолкнул Рудловского к зеркалу и увидел искривленную комнату, кровать с трупом Смулки, вспотевшие очки труса. – Для того! – крикнул он. – Для того, чтобы можно было смотреть в зеркало. Теперь вы понимаете?– Допустим, – Рудловский снова стал протирать очки. – Тогда, с вашего разрешения, я сегодня сделаю свою последнюю ставку, а потом выйду из игры.– Нет! Никаких последних ставок!Рудловский молчал. «Сломался, – понял Хенрик. – Я буду не один».– Слушайте внимательно, – быстро объяснял Хенрик. – Если вы солидаризуетесь со мною, Мелецкий ничего не посмеет тронуть. Вдвоем с Виясом он с нами не справится.– А Чесек?– Чесек сделает то, что я захочу. Я объявлю Мелецкому, что мы трое не согласны на ограбление Сивова.Рудловский показал на мертвого Смулку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35