– Правда, с опозданием в десять лет? Да?
В его голосе звучал яд.
Увы, к прежним отношениям возврата не было.
40
Часом позже мы с Келли сидели в машине без полицейской маркировки и с затемненными стеклами – дежурили напротив небольшого многосемейного дома на Олбанс-роуд.
Если верить находке в мусоре из одной из квартир этого здания, Брекстон был здесь совсем недавно. Возможно, он и сейчас находится внутри. Наша задача – проконтролировать, не выйдет ли он из дома под номером сто одиннадцать до начала полицейского штурма.
В нескольких милях от нас Кэролайн Келли выбивала в окружном суде необходимый ордер.
Штурм должен начаться незамедлительно после того, как она получит разрешение.
Чтобы подпись судьи не успела просохнуть на бумаге!
В атмосфере всеобщего болезненного недоверия всех ко всем операции против уголовников в Мишн-Флэтс проводились, как правило, именно так – чтобы какой-нибудь свой человек в полиции не успел предупредить преступников.
Поглядывая на входную дверь, я ерзал на сиденье. Мне было не по себе. По спине пробегал холодок, в животе начинало крутить от нехорошего чувства.
– Что, Бен, нервничаешь?
– Есть малость.
– Это хорошо. Только дураки не нервничают.
– А вы нервничаете?
– Стар я для мандража.
Мы посидели молча минут пять. Потом еще минут пять.
Келли достал яблоко и стал обкусывать его, смачно и громко.
Звук получался такой оглушительный, что я не мог сосредоточиться на своем страхе. От нечего делать я вынул из кобуры «беретту», рассеянно осмотрел ее, нацелил на почтовый ящик и мысленно сделал «пых!».
– Убери с глаз долой! – Келли положил огрызок яблока на приборную панель, взял мой пистолет, покрутил в руке и протянул обратно. – Хорошая пушка. Но ты и без нее справишься.
– И чего она там копается, – сказал я, имея в виду Кэролайн Келли. – Сколько времени может занять организация ордера?
– Сколько потребуется.
Я обреченно кивнул – ясненько.
– Мистер Келли, вы в своей жизни кого-нибудь застрелили?
– Спрашиваешь!
– И что, не одного?
– Не знаю, не считал. Много.
– Много?
– В Корее.
– А-а. Я-то имел в виду, когда полицейским служили.
– Стрелял однажды.
– Наповал?
– Нет, слава Богу, только ползадницы ему отстрелил.
– А я вот ни разу ни в кого не стрелял.
– Это заметно.
– Даже оленя застрелить – рука не поднимается. Вы видели на охоте, как умирает олень?
– Нет.
– А я видел. Это в сказках или в кино олень – брык, упал и помер. А на деле – кровищи, как на бойне. Я на первой и последней своей охоте ранил оленя. Как он бедняга мучился, как бился. И смотрит на меня – моргает, встать норовит. А боль в глазах – нечеловеческая. Товарищ говорит: добей! А я выстрелить не могу. Пришлось товарищу выстрелить.
– Ох уж и романтик ты, Бен. «А боль в глазах – нечеловеческая»... Стрелять в человека – совсем не то, что в оленя.
– Я даже рыбу головой об столб не могу...
– Бен!
– Понял Молчу.
Но через минуту у меня опять зачесался язык.
– Я сегодня беседовал с Гиттенсом. Он признал, что Рауль был его осведомителем. И я вдруг подумал – а не ерунда ли все это? Десять лет назад Траделл получил наводку не лично. Он действовал по подсказке Гиттенса. Ну и что? Это ничегошеньки не меняет. Если я поперся на красный свет и меня машина сбила, когда я шел за пивом, – совершенно не важно, сам ли я решил сходить в магазин или меня приятель попросил. На красный свет-то я сам поперся! Так или не так? К тому же Данцигер вообще не знал, что Гиттенс как-то замешан в том давнем деле.
Келли равнодушно смотрел перед собой.
– Помните, вы говорили, что иногда – добра ради – хорошие копы делают плохие вещи. А плохие копы делают плохие вещи просто ради удовольствия. Так вот, арест Брекстона мне кажется плохим средством во имя плохой цели. Негодяйство ради негодяйства.
– Бен, что за философия?
– Да так, не нравится мне все это.
Келли немного ожил.
– Гиттенс – хороший полицейский, – сказал он. – Поэтому ты с выводами не спеши. Погодим, поглядим. А пока что сосредоточься на одном – чтоб сегодня вечером вернуться домой без лишних дырок.
Он догрыз яблоко, потом раздумчиво прибавил:
– Если тебя грохнут, Кэролайн сама мне дырку в голове сделает!
Я ошарашенно покосился на него.
– Вы... вы что имеете в виду?
Келли вздохнул:
– Ты, Бен, умный-умный, а дурак!
– Объясните дураку.
– Моей дочке тридцать семь. У нее сын. В тридцать семь да еще «с довеском» – много ли на нее охотников? А ты вроде как человек. И к сыну ее относишься неплохо. Ей нужен мужчина.
Я был поражен его грубой откровенностью.
– С чего вы решили, мистер Келли, что Кэролайн нужен мужчина?
– А кто же еще? Она вроде не лесбиянка.
– Я не в том смысле. Может, она и не думает о замужестве. Может, ей и так хорошо.
– Ты все-таки считаешь, что она лесбиянка!
– Поверьте мне, я знаю, что она не лесбиянка. Хотя, конечно, всякое возможно...
– Короче, тебя она не заинтересовала, – рубанул Келли.
Я смешался.
– Про «не заинтересовала» я не говорил. Просто она очень независимая и самостоятельная. Как мужчина.
– Как мужчина? Ты ее точно считаешь лесбиянкой.
– Тьфу ты Господи! Трудно с вами говорить! Я имею в виду, она...
– Я смотрю на нее последнее время – ну такая картинка! Неужели тебе не нравится?
– О да, она замечательная, она красивая, – сказал я, мучительно краснея.
– Ладно, расслабься. Мне просто жаль, что такая женщина может одна остаться. А ты уж сам смотри...
– Я не думаю, что вам следует волноваться касательно Кэролайн. Она сама способна о себе позаботиться.
– Эх, Бен, чуть ли не всякий человек воображает, что он способен сам о себе позаботиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117