Другие конверты были вручены ему тайными посланцами, так как на них не было никакой надписи. Наконец, все они имели самый соблазнительный вид: каждый конверт словно улыбался Морису и говорил ему: «Перечитай меня, я заслуживаю этого труда, ты пренебрегал мною достаточно долго, я могу еще подарить тебе несколько минут счастья».
Он не давал себе растрогаться этими речами, так как понимал их опасность, и с живостью отодвинул все эти письма, разбросанные перед ним; но их аромат продолжал преследовать Мориса и тысячи голосов шептали ему на ухо: «Неблагодарный, мы делали тебя раньше таким счастливым и вот как ты обращаешься с нами сегодня! Неужели ты не помнишь, как дрожала твоя рука, когда ты нас распечатывал, как колотилось твое сердце, как твои губы целовали письма и ты много раз смачивал их слезами? А теперь ты отказываешься даже взглянуть на нас?»
Но он, не слушая, сгреб их в одну груду и стал мять в руках, чтобы помешать им беззвучно кричать. Одно из них, однако, более маленькое, более легкое, более тонкое, чем другие, проскользнуло между его пальцами и ему казалось, что он так явственно услышал в его шелесте: «Если ты хочешь избавиться от моих товарищей, то сбереги по крайней мере меня; Морис, ведь когда-то я доставило тебе столько радости!»
Он посмотрел на письмо: оно было таким розовым, таким свежим еще, таким легким, что он открыл его и начал читать:
«Друг мой, я хочу перед сном описать в нескольких строках счастливый день, который мы провели вместе… я хочу, чтобы когда нас разделит судьба, ты нашел это письмо, прочел его, все вспомнил и пожалел о потерянном счастье. Представь опять наш отъезд этим утром, мой новый наряд и мою радость от сознания того, что я проведу весь день с тобой. А ты сам был весел, как школьник на каникулах, ты, не отрываясь, смотрел на меня и не скупился на комплименты. Моя талия была восхитительной, ты находил меня прекраснее ангела и твердил, что мне никогда не дашь больше, чем шестнадцать лет… Льстец! Затем мы спустились на равнину и с увлечением отдались прогулке, которую прерывали время от времени чтобы сорвать василек или ромашку или спрятавшись за кустом, обменяться поцелуем…»
– Да, да! – воскликнул Морис, прерывая чтение. – Я вижу это, как если бы все было вчера!
За первым письмом последовало второе, потом третье. Затем его внимание привлекла небольшая записка:
«Приходите, мой друг, приходите в наше гнездышко любви поскорее. Мне грустно… Я хочу вас видеть, мне нужно, чтобы вы мне повторили, что любите меня, что всегда будете любить только меня…»
– И я повиновался ей! – прошептал Морис. – Я прибежал к ней и поклялся во всем, что она просила. Клятвопреступник! В обмен на ласки, которые она тебе расточала, неужели ты не мог стерпеть ее требовательность, ее мелкие ревнивые подозрения и сцены, где выплескивала она свое сердце, переполненное тобой? Нет, ты убежал при первом же облаке, ты забыл счастливые дни, чистое небо, яркие звезды; у тебя не достало храбрости пережить зиму и дождаться весны.
Он обращался так к самому себе и все читал, читал. Он не мог больше оторваться от этих писем; письмо следовало за письмом в его лихорадочных руках, записка за запиской. Он пробегал их глазами, но на самом деле он читал их своим сердцем; сердце Мориса видело не буквы на бумаге, а ту, что написала их, чья рука оставила эти строчки, ту, чье сердце стучало рядом с этими листками… И оно колотилось так, что готово было выскочить из груди.
Когда он отложил очередное письмо, чтобы взять другое, портьера, висевшая на двери, отделявшей его кабинет от соседней комнаты, тихо приподнялась и появилась Тереза в сопровождении своего кузена Казимира.
Увидев, что муж настолько погружен в чтение, что ничего вокруг не замечает, она сделала Казимиру знак оставаться на месте, а сама подкралась на цыпочках к Морису.
– Ага! Вот я вас и поймала! – воскликнула она, положив руку на его плечо.
– Как! Это ты! – воскликнул он, совершенно ошеломленный, торопясь бросить кое-как в ларец все письма – и перечитанные, и те, которыми он не успел насладиться.
– Да, это я, – сказала Тереза, – а какие письма ты стараешься спрятать от меня в этом ларце, который запираешь так тщательно?
– Я держу здесь деловые бумаги, милая Тереза, – сказал Морис.
– И ты получаешь такое удовольствие читая их, что оставил меня одну, вместо того, чтобы отправиться со мной в лес, как обещал? Гм! Это подозрительно, – сказала Тереза. И повернувшись к Казимиру, скромно остававшемуся у двери, добавила:
– Вы можете подойти, кузен, и сказать, что вы думаете по этому поводу.
– Я? Ничего, – ответил Казимир, пожимая руку Морису.
– Это не совсем понятно, – сказала не отступавшаяся Тереза. – Дорогой муж, вы слишком поторопились спрятать этот ларец, я хочу его осмотреть.
– Мой друг, – произнес Морис серьезным тоном, который должен был положить конец настояниям Терезы, – я уже сказал тебе, что содержится в ларце, и, надеюсь, ты не будешь мне досаждать, продолжая этот разговор. Я оставлю вас с кузеном, а пока пойду приготовлюсь сопровождать тебя в лес.
Оставшись наедине с Терезой, Казимир стал осматривать кабинет, заглядывая во все углы. Особенно внимательно он изучал старинное дубовое бюро, которое Морис запер.
– Ну, что вы скажете? – спросила Тереза, заинтересованная его поведением. – Почему вы так приглядываетесь к обстановке?
– Я спрашиваю себя, что находится в ларце, который ваш муж спрятал, когда мы вошли?
– А почему вы спрашиваете? – сказала Тереза с удивлением, вновь становясь озабоченной. – Почему вас так занимает этот ларец? Разве по-вашему, в нем совсем не деловые бумаги, как уверял Морис?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40