Она удивленно взглянула на него:
– Да, именно так я себя и чувствовала.
– Я знаю. В детстве у меня были такие же ощущения. Но потом я вырос и ушел в самостоятельную жизнь. К сожалению, у вас, женщин, нет такой возможности.
– Это верно. – Софи завозилась с простыней, которой были укрыты их ноги. – Тогда я не знала, что моя мама была отвергнута ее семьей, когда она вышла замуж за отца. У нее были богатые родители – кажется, они сколотили себе состояние на пиломатериалах или чем-то подобном. Они не признали моего отца и, так как не одобряли его занятие, отказались от мамы после того, как она вопреки их воле вышла за него замуж.
– Не понимаю таких людей.
– Я тоже.
– Можно подумать, у них слишком много дочерей, раз они позволяют себе ими бросаться.
Софи хихикнула.
– Мои родители жили бедно. На мой взгляд, они никогда не были счастливы. Трудно сказать почему. Мама пожертвовала всем ради отца, но мне кажется, он не оправдал ее надежды. – Она глубоко вздохнула.
– Наверное, в твоем доме было не слишком уютно.
– Ты прав. – Она взглянула на него с кривой усмешкой, и сердце Габриэля наполнилось жалостью. – Если можно назвать домом наши временные квартиры. Мы путешествовали в фургоне, запряженном большой костлявой клячей по имени Джинджер. Впрочем, иногда мы останавливались у моего дяди Джерома в Канзас-Сити. Я воображала, что это наш собственный дом. Конечно, ему было далеко до особняка Миллхаусов, и все же это было постоянное жилище.
Он кивнул:
– Возможно, это была одна из причин, по которой в твоей жизни появился Хорн.
Она вздохнула:
– Наверное…
Габриэль выждал несколько минут, потом спросил:
– Когда он узнал, что ты носишь его ребенка, он не предложил тебе выйти за него замуж?
– Бог с ним, конечно, нет. Он был страшно напуган. В то время я не могла понять почему. Он сбежал от меня ночью. Не оставил даже записки.
– Негодяй! – Если бы этот сукин сын повстречался ему на пути, он отстрелил бы негодяю причинное место, прежде чем положить конец его никчемному существованию, а потом и все остальное, чтобы продлить его агонию. Габриэль еще никогда не испытывал такой жажды мести. Вот что делает с человеком любовь! – Ты, наверное, сильно страдала?
Софи кивнула:
– Да. Я была… раздавлена. В буквальном смысле. У меня было такое чувство, как будто он вырвал сердце из моей груди и растоптал его сапогами.
– Могу себе представить. – Он долго молчал, сжимая ее в объятиях, словно хотел влить в нее свои силы. – А мисс Джунипер уже тогда была твоей сторонницей?
– Да. – Софи улыбнулась без тени иронии. – Джунипер Мадригал – самый лучший человек на свете, Габриэль. По правде сказать, мне кажется, что она просто святая.
– Я в это верю, – искренне сказал он.
– Она ни разу не укорила меня в том, что случилось. Наоборот, она без конца твердила, как чудесно иметь в семье малыша и как долго она мечтала об этой минуте. Она спасла мне жизнь. Если бы не она… я, наверное, покончила бы с собой.
– И я не удивляюсь. – Он передернулся при мысли о том, что его красавица Софи могла умереть, так и не увидев жизни. – Теперь я буду еще больше ценить мисс Джунипер.
– К тому же она помогла мне рассказать родителям о том, что случилось.
– Наверное, это было нелегко.
– Странно, но это было легче, чем я думала. Узнав о моей беременности, родители стали больше любить друг друга. У них словно открылось второе дыхание.
– Вот как? – Он слегка отодвинулся и уставился на Софи.
– Да. Это было несколько неожиданно. Мое горе сблизило их. Они жалели меня и сочувствовали. Впервые я поняла, как сильно они любят друг друга и через какие муки им пришлось пройти, чтобы быть вместе.
Габриэль на минуту задумался. У него отлегло от сердца.
– Какая удивительная история!
– Ты так считаешь? – засмеялась Софи. Покачав головой, она передернулась, словно пытаясь избавиться от неприятных воспоминаний. – Это было ужасно.
– Да, я понимаю. Но вместе с тем твои родители заново обрели друг друга, и это здорово.
– Да. А я обрела Джошуа.
Габриэль глубоко вздохнул:
– Ты обрела Джошуа.
– Он был чудесным ребенком и выглядел старше своего возраста. Представь себе огромные голубые глаза, как у Джунипер, и красивые темные брови и ресницы. Он не был сморщенным малышом.
– Должен признаться, я плохо знаком с малышами.
– Еще бы! – хохотнула Софи. – Такой суровый охотник за головами…
– Я не охотник за головами, черт возьми! – Он шутливо шлепнул ее по чудесной попке.
– Ну ладно. Такой суровый ловец преступников…
– Вот так-то лучше!
– Не часто имеет дело с детьми.
– Совершенно верно.
– Поверь мне на слово, Джошуа был красивым мальчиком. Большие глаза, блестящие каштановые волосы… Он никогда не доставлял мне хлопот.
Габриэль попытался передать своими объятиями, как сильно он ей сочувствует. Он слышал ее глубокое хриплое дыхание и понимал, что она опять сдерживает слезы. Он восхищался тем, что она вообще могла об этом говорить.
– Мои родители умерли во время эпидемии гриппа в девяносто четвертом.
– Мне очень жаль.
О Боже! Это значило, что она потеряла родителей и сына в очень короткий промежуток времени. Габриэль поморщился.
– Я горевала. К тому времени я сблизилась со своими родителями. Я очень их любила, а они любили меня. Кроме того, я говорила, между ними появились взаимопонимание и любовь, что, наверное, было самым большим чудом.
– Пожалуй, ты права. – Габриэль редко встречал супружеские пары, которые долго прожили вместе и сохранили взаимные чувства. Как видно, Мадригалы были из их числа.
– Мне было так тяжело, когда я потеряла родителей и Джошуа!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75