Впрочем, она и не жаждала забвения. Когда ее волосы побелеют от старости, она будет сидеть в согретом солнцем саду Эссекса среди цветущих примул и думать о Джоне Гилберте. К тому времени ее воспоминания станут безобидными в отличие от нынешних.
Епископ проводил ее наверх в спальню, где ей случалось много раз ночевать, когда она была девочкой. При виде знакомой резной мебели и ярких турецких ковров и полога над кроватью Анне показалось, что она вернулась домой, и она с благодарностью сжала руку дяди.
– Спи спокойно, Анна. Все скоро образуется, – сказал епископ и поцеловал ее в лоб.
– Благодарю вас, дядя, – ответила Анна, глядя с вожделением на толстую пуховую перину на кровати и подушки в атласных наволочках.
Дверь за ней закрылась, и она прошла к постели, чтобы раздеться. Она уже распустила ленты корсажа, когда услышала, как повернулся в замке ключ.
Анна подбежала к двери и принялась трясти дверную ручку, но та не поддавалась. Тогда она принялась барабанить в дверь:
– Дядя! Откройте!
Она отчетливо слышала голос дяди:
– По праву близкого родственника я должен оградить тебя от твоей собственной юношеской глупости. Запомни, племянница, что твой долг в жизни быть покорной сначала твоему опекуну, а затем мужу.
Эти предательские слова вызвали у Анны приступ удушья.
– Я убегу! – крикнула она.
– Молись, Анна, – донесся до нее из холла голос дяди, – чтобы Господь вразумил тебя! В этом мире нет избавления от женской участи.
На следующую ночь приземистая низкорослая фигура дежурила возле дома епископа, шторы на окнах которого были опущены. Эта фигура скрывалась в глубокой тени. Другая, столь же неясная, но высокая, отделилась от крыльца и подкралась к первой.
– Добрый вечер, доктор Уиндем, – сказал Джон Гилберт. – Мы с вами встречаемся второй раз, но по той же причине, что и первый. Леди Анна Гаскойн становится навязчивой идеей для нас обоих. Не так ли? И это довольно хлопотно.
Доктор Джосая Уиндем тихонько рассмеялся:
– И к какому же решению вы пришли, дражайший преподобный? Непохоже, судя по вашей репутации, что следить за девицей для вас такой уж редкий случай.
Джон на мгновение задумался:
– Хороший вопрос, доктор, и когда я смогу на него должным образом ответить, вы будете первым, кому я об этом сообщу.
– Возможно, я его уже знаю.
– Неужели? – спросил Джон раздраженно. – Вы помните, что произошло в Виндзоре, и полагаете, что все поняли?
Наступило молчание.
– А разве нет? – спросил доктор, едва сдерживая смех. От Джона это не ускользнуло.
– Не забывайте, доктор, что я при деле. Могу отобрать у вас кошелек.
– Могли бы, но вы здесь подругой причине.
Джон пристально вглядывался в окна неприступного как крепость епископского дома, где между ставнями слабо сочился тусклый свет.
– Вы ее видели?
– Нет, – ответил доктор, – но меня беспокоит не это. Я просил ее прислать мне весточку, а она не прислала.
Джон пожал плечами и с горечью проговорил:
– Она просто вернулась к своему высокому положению и забыла всех, кто помог ей добраться до этого дома.
– Это не похоже на ту леди Анну, которую я знаю, – тихо возразил Джосая Уиндем.
Джон замолчал, несколько смущенный. Он выказал глубоко запрятанную и уязвленную гордость, пытаясь объяснить свое появление здесь, на темной лондонской улице, нападая на доктора, на Анну, на все возможное, в том числе и на правильное истолкование ее поведения.
Он должен знать, что Анна в безопасности, и как только убедится в этом, уйдет. Пусть Анна живет, как положено леди высокого происхождения. Тогда наконец Джон освободится от нее.
– Прошу прощения, доктор, за то, что досаждаю вам, – сказал Джон. – У меня скверное настроение Я немного не в себе. Мало спал, – он от души рассмеялся, – и это неожиданное купание в Темзе!
– Я вас понимаю, – на этот раз очень серьезно произнес доктор. – Что скажете, Джон Гилберт? Если до завтра я не получу весточки от леди Анны, не явиться ли мне в дом епископа со своим докторским саквояжем справиться о ее здоровье?
– Вы могли бы это сделать, – ответил Джон, – но мне все это не по душе. Я не признаю бездействия. У епископа много дел, много посетителей, просителей, а дом словно вымер. Ставни опущены. Он выглядит запертым, если не совсем пустым. Почему?
Золоченая карета, перед которой бежали мальчики в ливреях с факелами, повернула на эту улицу и остановилась.
– Ну, – сказал доктор, и в его пронзительном шепоте послышалось облегчение, – вот вам и действие.
Вооруженный кучер спрыгнул с высоких козел на землю и открыл дверь кареты, из которой с победоносным видом вышел Эдвард Эшли Картер, лорд Уэверби.
Глава 11
Милая бродяжка
Епископ Илийский мерил шагами приемную не спуская недоверчивого взгляда с графа Уэверби.
– Анна отказывается обсуждать вопрос о браке, милорд. – Епископ умиротворяюще поднял руки ладонями вверх.
– Сто лет назад я бросил бы ее в каземат, в донжон, посадил на хлеб и воду, но нынче не те времена.
Епископ обнадеживающе улыбнулся:
– Вы должны предоставить мне время привести ее в чувство.
– Об этом не может быть и речи, – возразил граф, и от его резкого тона в комнате повеяло холодом. – Уже неделя прошла после дня, назначенного для свадьбы, о чем было объявлено официально. Я не могу больше терпеть публичное унижение и не потребовать удовлетворения от ее ближайшего родственника плюс немедленная выплата ее приданого в двойном размере, как записано в нашем брачном контракте.
На лице епископа отразился неподдельный ужас.
– Милорд, вы, наверное, шутите. Епископы не дерутся на дуэлях. Что же касается денег, тоя располагаю только доходами, положенными мне согласно моему статусу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97