Эти фантазии изумили и напугали ее. Представлять, что они оба – она и Филипп могут обнаженные обнимать друг друга, было слишком смело даже для фантазии. От одной этой мысли ее затрясло. Неожиданно она осознала, что он должен стать мужчиной, который устранит ее страх, освободит ее от него. Он должен знать, как надо заниматься с ней любовью, чтобы она ничего не боялась. Возможно, он был единственным мужчиной в мире, кто мог добиться этого – вот почему судьба привела ее, зеленую, юную американскую девушку, в студию ведущего дизайнера, это было предопределено. Взгляды, которыми они обменялись… Огромность ощущения от встречи их глаз. Все это перенесло ее в иной мир – где охватывала дрожь, замирало дыхание и не заботило, что, как и где произойдет, пока они вместе. Майя стиснула голову руками. Она так любила его, что не могла даже думать хладнокровно.
Вернувшись вечером домой, она нашла сообщение от Уэйленда; он просил, чтобы она позвонила ему – разговор будет им оплачен.
– Твоя мать и я прибываем в Париж двадцать четвертого июля, – сказал он ей взволнованно, – мы оба остановимся в «Крийон». Она в прекрасном настроении. Все эти освобождения и революции оказали на нее хорошее действие. Она хочет, чтобы ты присоединилась к нам на то время, что мы будем в Париже. Обеды и все такое… Ты должна, понимаешь?
– Я не знаю, – ответила Майя, – у нас будет самое напряженное время, нынешняя коллекция имеет для Филиппа такое значение. Конечно, мне очень хочется увидеть тебя, Уэйленд!
– И твоя мать очень надеется увидеть тебя, Майя, так что постарайся. Мы сможем очень хорошо провести время. Колин, конечно, тоже будет. Так что устроим двойное свидание и наедимся до отвала!
– Отлично! – сказала она, постаравшись, чтобы это прозвучало с энтузиазмом.
Когда он повесил трубку, она почувствовала себя совершенно разбитой. Много месяцев она успешно отгоняла все мысли о Корал, и теперь прибытие матери в Париж порождало массу проблем. Майе захотелось увидеть Филиппа, может быть, она ожидала услышать от него какие-то слова по этому поводу: ведь материал в «Дивайн», посвященный ему, мог бы существенно повлиять на будущее этого дома.
– Эта коллекция, как вы говорите, может «сделать или сломать» его? – спросила как-то вечером Стефани, когда они оставались в студии вдвоем. – Жаль, что вы присоединись к дому именно в такой напряженный момент.
– Я полагаю, что у Филиппа Ру все моменты такие напряженные, – ответила Майя.
Стефани не улыбнулась.
– Он знает, что должен осуществить обещания своего первого сезона, или окажется мыльным пузырем! Так бывает, если никто не стоит за твоей спиной, а ты пока еще не делаешь большие деньги!
– А если привлечь американских покупателей? – спросила Майя. – У меня есть хороший друг в «Хедквотерз». Он может посмотреть коллекцию.
Стефания кивнула, разглядывая опись.
– Да, но мы также нуждаемся в японцах, англичанах, немцах, в интересе со стороны магазинов, издателей выкроек, парфюмеров – в общем, всей этой публики.
Майя вздохнула.
– И в публикациях большой прессы. Если бы он понравился моей матери…
Все ведущие агентства моделей прислали своих звезд, чтобы Филипп выбрал манекенщиц для показа коллекции. Он нашел четырех, чьи пропорции нравились ему больше всего: крепких, спортивного типа с длинными ногами и руками. Эти высокооплачиваемые модели использовались крайне бережно. Филипп продолжал прибегать к услугам Элизабет, работавшей в его доме, и немецкой девушки Роз-Мари. Они часами позировали ему для подготовки платьев, их пропорции соответствовали пропорциям манекенщиц-звезд.
Одна из девушек, которую отобрал Филипп, была темноволосая красавица из Нью-Йорка по имени Одри Зелко. Ей было всего девятнадцать, но искушена и опытна она была не по годам. Они часто болтали с Майей в ожидании примерки. Огромные темные глаза Одри, вздернутый носик, чувственные, полные губы придавали ей экзотический вид. Она рассказала, что прибыла в Париж всего месяц назад, и в этот же день началась ее карьера модели. Она была редкостное создание – фотомодель, которая с равным успехом могла демонстрировать платья на подиуме.
У Одри был целый шлейф обожателей, которые на уикэнд увозили ее, например, в Марокко, а в будние дни водили в лучшие рестораны и boutes Парижа. Она производила ошеломляющее впечатление, платья носила с европейским шиком, ее юбки заканчивались у самых бедер, так что были обнажены красивые, длинные, стройные ноги. Другие манекенщицы, среди них чернокожая девушка, которая великолепно показывала платья Филиппа, шатались по студии, попыхивая сигаретами, наполняя помещение дымом, к крайнему раздражению Жозефины. Майя наблюдала за ней, желая увидеть, насколько ее нервирует присутствие этих очаровательных созданий. Но Жозефина знала, что Филипп всегда бывал настолько поглощен примеркой, что на девушек обращал не больше внимания, чем на деревянные манекены.
Одри присоединилась к Майе, когда та решила забежать в ближайший tabac, где за ними с интересом наблюдал владелец, пока они пили кофе со сливками и жевали сэндвичи.
– А как у тебя с поклонниками? – спросила Одри после того, как поведала о многочисленных свиданиях с разными мужчинами. – У тебя ведь должен кто-нибудь быть?
– Когда я училась в школе моды в Нью-Йорке, мне нравился один парень, Дэвид, – ответила она. – Но после того, как приехала сюда, я потеряла с ним связь.
Одри кивнула своей красивой головкой.
– Я тоже ненавижу писать письма. Я предпочитаю, чтобы парни звонили мне. Они так и делают, если ощущают интерес. Единственный парень, ради которого я нарушила это правило – Мик Джаггер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175