Эрбийон схватил его за усы и дернул их с такой силой, как будто хотел оторвать. Жандарм поднял руку. Из-за всех столов поднялись офицеры, чтобы прекратить стычку. Однако они не успели вмешаться. Марбо, уже расцепив обоих, тряс жандарма со всей своей исполинской силой и рычал:
– Убирайся, «фоккер». Малыш – мой приятель. Убирайся, так будет лучше.
Весь зал был враждебно настроен по отношению к офицеру полиции. Ему пришлось удалиться.
Эрбийон и Марбо, несмотря на возражения Памелы, вышли сразу вслед за ним.
Эрбийон проснулся с ощущением умиротворения, какого он уже давно не испытывал.
– Отдых, настоящий отдых… – пробормотал он, спрыгнув с постели.
Снаружи на черепице крыш блестело солнце. Танцевали пылинки, и казалось, что они рождаются из его лучей. Эрбийон приказал своему кривому ординарцу облить себя во дворе, быстро оделся.
– Наконец-то сегодня утром у моего лейтенанта веселое выражение лица.
– Это потому, что я плохо себя вел, Матье.
– Молодым так и положено, господин лейтенант!
Эрбийон шагал по улице и насвистывал кадриль эскадрильи, когда его догнал дневальный.
– Вас вызывает лейтенант Мори, – сказал он, запыхавшись. – По срочному делу.
Идти до кабинета, где Клод ждал его, было недалеко. Однако этот путь показался Эрбийону тяжелее самого трудного перегона. Он знал, зачем Мори его вызывает, и не ощущал по этому поводу ни малейшего волнения. Что действительно удручало, что отнимало у него вкус к жизни, который он вновь почувствовал на несколько мгновений, заново его ощутил, так это была необходимость встречи, на которую он шел.
Он видел в ней знак судьбы, неподвластную уничтожению печать. Нить, связывавшая их друг с другом и, как он верил, уже развязавшаяся, затягивалась вокруг них, беспощадно сближая их судьбы. Эрбийон с тайным ужасом почувствовал это, когда во взгляде Мори увидел не подозрительность последних дней, а доброту, исключительную заботу, отчего его так всего и перевернуло от стыда, угрызений совести и нежности, еще более мучительной и невыносимой, чем ощущение неискупимой вины.
– Вы вызвали меня по делам службы? – спросил он самым непринужденным, самым официальным тоном, на который только был способен.
Клод не прореагировал на неестественность его поведения. На данный момент он являлся начальником эскадрильи и хотел руководить ею, как Тели, на правах старшего брата.
– Эрбийон, – мягко сказал он, – почему вы сами не пришли и не рассказали мне об этом глупом происшествии?
– Каком происшествии?
– Вы сами прекрасно знаете каком!.. О вашей ссоре с офицером жандармерии. Ко мне поступила его жалоба. Хотите ее прочесть?
– Это меня не интересует. Дайте этой истории ход, какой сами сочтете нужным.
Грустная складка, так хорошо знакомая стажеру, сделала еще более заметными глубокие морщинки вокруг губ Мори.
Он улыбнулся и продолжал:
– Я конечно же все улажу. Однако окажите мне услугу, не принимайтесь за старое. Вы же не хотите, чтобы во время отсутствия Тели я оказался в сложной ситуации… На вас мало похоже, чтобы вы так напились.
– Я не напивался, – ответил Эрбийон.
Он уже готов был сдаться. Он больше не мог воспринимать в штыки уважительный тон Клода, его слова, желание защитить, помочь ему… Принять его помощь… стало бы верхом унижения, коварства…
– Вы же не станете меня уверять, будто это и впрямь произошло из-за девушки! – воскликнул Клод.
Эрбийон испугался этого слишком проницательного взгляда. Необходимо было как можно скорее закончить разговор.
– В этом по крайней мере я не обязан перед вами отчитываться. Если вам необходимо меня наказать, то так и сделайте. Я не собираюсь унижаться. А в том, что не касается службы, я свободен.
Когда Эрбийон вышел, Мори на несколько секунд в задумчивости застыл на месте. Затем, уже в сотый раз, он перечитал телеграмму от жены. Она ехала к нему. Через час поезд должен был доставить ее на вокзал. Каким же долгим будет это ожидание!
Глава VII
Перроны вокзала были почти пусты. Несколько жандармов и какой-то сержант в фуражке с подбородным ремнем, командовавший небольшим отрядом пехотинцев, проверяли документы у редких военных, отбывающих в увольнение. Как только поезд начал останавливаться, молодая женщина без труда узнала высокую и хрупкую фигуру своего мужа. Она испытывала к нему привычное чувство, состоящее из дружбы, ощущения безопасности и скуки.
Однако какое волнение поднялось в ее крови, когда она под действием большого желания, несмотря на абсолютную неправдоподобность, поверила в то, что молодой штабной офицер на перроне был Эрбийоном!
«Я и вправду сошла с ума, – подумала она про себя, когда убедилась в своей ошибке. – Клод должен был приехать один».
Мори тоже заметил Элен еще издалека. Когда ее голова на длинной и мягко изогнутой шее, которой он любовался, показалась из-за дверцы вагона, его подозрения, тревога рассеялись, словно дым. Элен ехала к нему, ради него, едва только получила известие, что он – на отдыхе. Она приближалась со своими ласковыми и живыми глазами, юными движениями, таинственной серьезностью.
Мори в эту минуту был настолько счастлив, что в его голове мелькнула ребяческая мысль о том, что временная должность командира делала его более притягательным. Ему захотелось вскочить на еще не остановившийся поезд и, перебегая с подножки на подножку, догнать эту личность, которая нравилась ему самому. Однако она его также и пугала.
Именно рядом с Элен он особенно стеснялся своей неловкости, неуклюжести своего тела, неспособности выразить самые важные чувства.
Мори дождался, пока поезд остановится, и когда пошел навстречу Элен, на его лице осталось только очень спокойное и очень внимательное выражение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51