Антуан шел наугад по запутанному и сложному переплетению старых улиц, из которых состоял этот расположенный на холме старинный квартал. Он шел куда глаза глядят по наклонной мостовой.
Антуан размышлял:
«Как же могло произойти, что мне никогда не приходило в голову мысли о нем? Наверное, у меня все последние дни и в самом деле был помутнен рассудок…»
Он шел очень долго, низко опустив руки, и в голове у него не было никаких мыслей. Потом он снова задумался.
«Я никогда ни у одной женщины не спрашивал о ее прошлом. Но ведь прошлое есть у каждого. Какой же вывод?»
Ответа на этот вопрос Антуан не находил. Он продолжал спускаться по склону холма. Одна темная улочка сменяла другую.
Сам того не сознавая, он поднес руку к своему воротничку, к тому месту, где должен был бы находиться узел галстука. Он почувствовал в себе желчь, горькую обиду и ярость, которая не находила выхода.
Он подумал еще:
«Она рассказывала мне обо всем… о родителях… о доме, где она жила, когда была ребенком… о саде… о монастыре… о старой горничной. А о нем, о нем… никогда, ничего… Как если бы это не имело никакого значения… как если бы этого никогда не было…»
Антуан сжал свои опасные кулаки. Он остановился и, не отдавая себе отчета, громко сказал:
– Дрянь.
Звонко прозвучавшее слово, настолько сильно удивило его, что он обернулся, чтобы увидеть, кто это сзади него произнес его.
Потом он понял, что сказал его сам, что это оскорбление относилось к Кэтлин, и у него возникло желание откусить себе язык. Зеленые глаза, блестящие зеленые глаза… Шея Кэтлин, нежная, длинная, белая… а он… он…
«А я, разве я вел с ней разговоры об Анн? – подумал Антуан, начиная сердиться на самого себя. – Права она, а не я… Мертвых не нужно трогать… таких мертвых, как эти».
Антуан снова двинулся в путь. Он знал, что настоящая правда была в этих последних мыслях. Обычно это чувство возвращало ему спокойствие.
Спуск прекратился. Антуан оказался на пустыре по соседству с торговым портом.
Сломанные вагоны… Неисправные машины, груды железного лома, древесина…
Антуан вспомнил, что он часто тут спал, в самом начале, когда у него не было работы и когда он ходил в лохмотьях. Он потрогал тыльной стороной руки богатую материю, в которую он был одет. Он испытал яростное желание сорвать с себя одежду, которую так нетерпеливо дожидался и которой так гордился.
– Без этого костюма не было бы этого чертово-го галстука, и эта глупая Мария не стала бы ничего говорить, и я не оказался бы снова в дурацком положении, – снова проворчал Антуан, не замечая, что он опять стал думать вслух.
Он тяжело опустился на один из вскрытых ящиков. Ночь была светлая. Можно было различить металлические корпуса подъемных кранов в торговом порту. Было видно, как течет река.
«А вообще, мне на все наплевать… Скоро меня уже здесь не будет», – подумал Антуан.
Он встал и начал медленно подниматься по улочкам, по которым только что спускался. Он шел к Кэтлин.
Он почувствовал, что она в нерешительности стояла за дверью, и тихонько произнес ее имя. Увидев Антуана, она задрожала.
– Я даже уже не смела надеяться, – сказала она. – Я так боялась, так боялась…
Кэтлин лихорадочно обвила свои руки вокруг шеи Антуана. У него было такое ощущение, что вся ее сила держалась в углублении этих маленьких и холодных ладоней.
– Почему, Антуан, ну почему? – простонала Кэтлин.
– Молчи, – сказал очень тихо Антуан. – Не будем больше говорить об этом. Никогда… Клянусь тебе. Никогда.
На следующий день, к концу дня, они встретились на Торговой площади, около ступенек, ведущих к Тежу, чтобы пойти пообедать в популярном ресторане, находившемся на противоположном берегу. Ожидая паром, который обеспечивал сообщение между двумя берегами, Кэтлин быстро сунула ключ в руку Антуана.
– Я его заказала, чтобы ты мог войти, когда захочешь, в любое время суток, – сказала она, – даже ночью, поздно ночью, как вчера. Я боюсь открывать.
Антуан согрел металл в своей ладони. Этот знак доверия, знак полной зависимости доставил ему огромное удовольствие.
Но когда он положил ключ Кэтлин себе в карман, он вспомнил о другом ключе, который он пронес через смертельные опасности, ключ от квартиры, которая была у него в Лондоне. Он согнул голову, как под тяжестью неискупимой вины. Не перед Анн, а перед Кэтлин.
«Если бы она знала, она должна была бы расцарапать мне этим ключом лицо», – подумал Антуан.
Он бросил на Кэтлин быстрый взгляд.
«Она счастлива, она считает, что это у меня впервые, – мелькнуло у него в голове. – Вот злосчастие-то…»
Антуан вспомнил, как он страдал вчера, и сразу же испытал совсем иное чувство. Горькая усмешка показалась на его губах. Он подумал: «Каждый в свою очередь. Вчера я вел себя, как простофиля… И наверное, сколько раз до этого».
Подошел паром, высадил пассажиров, прибывших с другого берега, посадил пассажиров с Торговой площади и стал медленно пересекать Тежу.
. – Ты, значит, отсюда отправишься в Венесуэлу? – спросила Кэтлин.
– Нет, это немного ниже по течению, – сказал Антуан. – Там, где стоят на якоре торговые суда.
– И скоро?
– Думаю, дней через пятнадцать – двадцать. Все будет зависеть от фрахта.
Противоположный берег приближался, но Кэтлин продолжала смотреть на воду.
– А как ты смотришь на мой отъезд? – спросил Антуан.
– Ты знаешь, Антуан, – сказала Кэтлин, слегка покачивая своей гибкой шеей, – знаешь, я так сильно тебя люблю, что страдание ради тебя меня не пугает.
И добавила тихо-тихо:
– Это вот если тебе плохо, то тогда я становлюсь сумасшедшей.
Последние слова Антуан не услышал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27