Патриция смотрела ему прямо в глаза, шевелясь не больше, чем шевелилась бы, будь она не человеком, а забытой в бруссе маленькой деревянной статуей. По прошествии какого-то отрезка времени, показавшегося мне очень длинным, большая кошка сделала шаг назад, а маленькая девочка – шаг вперед. И снова застыли. Потом гепард опять отступил, а Патриция на такое же расстояние продвинулась дальше. В кусты, где уже не было видно ни его, ни ее.
Интересно, пойдет Кихоро за ребенком, которого он обязан охранять? Следопыт опустил ружье на колени и прикрыл свой единственный глаз. Он умел распознавать те моменты, когда способности Патриции хранили ее надежнее, чем любая пуля.
Я толкнул дверцу, которую девочка оставила приоткрытой, вышел из машины и, встав на цыпочки, бросил взгляд поверх кустов. Там лежала туша животного, формой и размерами напоминающего маленького жеребенка, белого, испещренного черными полосами. А рядом с ней резвились две кремовые в коричневую крапинку кошки, настолько бойкие, настолько грациозные и настолько благородные, что такое может только присниться. Они шлепали друг друга лапами, поддевали головами, гонялись друг за другом, кувыркались. А в промежутке между этими забавами маленькие гепарды подскакивали к туше зебры и отрывали от нее куски мяса.
Кусты скрывали от меня Патрицию и большого гепарда. Как они там общались? Что говорили друг другу?
Когда Патриция наконец вернулась, я спросил у нее:
– Почему бы вам не держать у себя одного или двух таких вот зверей? Мне говорили, что они великолепно приручаются.
Девочка посмотрела на меня с недоумением и некоторым презрением.
– Гепардов! Когда у меня Кинг!
И она нежно повторила:
– Кинг…
И тут ее черты исказились от какой-то неистовой, почти безумной решимости. Я был не в состоянии угадать, в чем здесь дело, но мне стало страшно.
– Поехали домой, – сказал я. – Ты сегодня разбудила меня ни свет ни заря. А потом еще этот навоз на маниатте… мухи… Мне так хочется принять ванну.
– Можете ехать, если хотите, – сказала Патриция. – Но без меня.
Что мне оставалось делать, кроме как остаться с ней?
Девочка склонилась к Кихоро и стала что-то говорить ему на ухо. Впервые я увидел, как старый одноглазый следопыт трясет своим изборожденным шрамами лицом в знак отказа. Патриция стала говорить быстрее и громче. И он склонил голову. Если она говорила ему то же самое, что и мне, то разве мог Кихоро не согласиться?
Ну а что еще оставалось делать Бого, кроме как подчиняться приказам и знакам, с помощью которых старый одноглазый следопыт объяснял ему наш новый маршрут? Маршрут, составленный Патрицией.
Наверняка очень немногие люди, будь то белые или черные, осмеливались забираться туда, куда мы держали путь с нашим Кихоро. А на машине эти обширные пространства, свободные и таинственные, эти ленные владения диких зверей до нас пересекал только один Буллит на своем «лендровере».
Сплошные гряды холмов… Сухие, потрескивающие джунгли… Необъятные просторы, незаметно переходящие в таинственные заросли. Порой мы видели вершину Килиманджаро. Порой машина продиралась сквозь скрипящие по ее кузову ветви, обильно оснащенные шипами… Но при этом мы непрерывно и везде видели, слышали, ощущали (галоп, прыжки, бег, ржание, жалобы, рычание, трубный рев) естественную жизнь животных, протекающую согласно их основным инстинктам. Для самых маленьких, и для самых крупных, для самых невинных и для самых плотоядных это время, когда они добывают себе пищу.
Кихоро подал Бого знак остановиться. Мы находились в этот момент между двумя массивами зарослей, которые превосходно закрывали нас от всех взоров. Я вышел из машины вместе со старым следопытом и Патрицией. По лицу Бого стекал пот страха, и даже его капельки казались серыми. Мне стало жалко его. Я задержался, чтобы сказать ему:
– Тебе здесь нечего бояться. Вспомни слова белой девочки.
– Я постараюсь, господин, – смиренно ответил Бого.
Я потерял лишь мгновение. Но Патриция и Кихоро скользили так проворно, легко и бесшумно, переходя от одного укрытия к другому, что не оставляли позади себя ни звука, ни тени. Они были совсем рядом и в то же время так же далеки, так же недоступны, словно нас разделяли целые мили. И как же их обнаружить в этом усеянном колючками лабиринте? К счастью, Патриция, которую, скорее всего, раздражало то, как я притаптываю колючки и сухие ветки, легким свистом указала мне, где она находится. Я обнаружил ее спрятавшейся в кусте, причем одну.
Я шепотом спросил:
– Кихоро?
Патриция махнула рукой в сторону длинной, немного холмистой долины, покрытой травой с вкраплениями кустарниковых зарослей.
– Что он там делает? – спросил я.
Патриция ответила своим заговорщическим голосом:
– Он знает, где охотятся все звери… Так что… Она не договорила, потому что тут послышался устремляющийся вверх и распространяющийся вширь, казалось, нескончаемый протяжный зов, похожий на крик и одновременно на варварскую песню. Я сделал движение, чтобы встать и посмотреть. Патриция удержала меня за рукав.
Зов прекратился, зазвучал опять, оборвался, снова возобновился.
– Смотрите вот сюда, – прошептала Патриция.
Я наклонился и стал смотреть в просвет между двумя ветками. Их колючки царапали мне руки, лоб. Но какое это имело значение? Я видел Кихоро, стоявшего, прислонившись спиной к одинокой акации посреди равнины, и видел приближающегося к нему огромными прыжками с развевающейся на ветру гривой огромного льва. Это был Кинг.
Подбежав, лев поднялся во весь свой рост и положил передние лапы на плечи позвавшего его человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63