– Кихоро нашел, спас Кинга, – прошептала Патриция, – совсем маленького, пропадающего. И Кинг этого не забыл.
Кихоро на мгновение прижался своим изуродованным лицом к морде льва, потом, взяв его за гриву, привел к приютившим нас зарослям.
Кинг, понюхав, узнал меня. Затем радостно поприветствовал Патрицию, но совершенно бесшумно.
– Это время охоты, – объяснила мне девочка.
Я не спрашивал объяснений. Теперь мне все казалось возможным, естественным. Я преодолел самый главный рубеж. Я перешел в мир Патриции, Кихоро, Кинга.
Старый одноглазый следопыт оставил нас. Патриция, запустив руку в гриву гигантского льва, удерживала его рядом с собой. И мне было известно, – хотя откуда? – что этот негр, когда-то считавшийся одним из лучших загонщиков Восточной Африки, в этот момент вернулся к своей прежней профессии. И что на этот раз он работает не на человека.
Ожидание оказалось долгим. Но зато потом все произошло с поразительной быстротой.
Послышался сверхпронзительный крик, похожий на крик совы, потом еще и еще. Крики казались идущими со всех сторон одновременно и заполняли собой все пространства. Стадо буйволов, которое щипало траву в глубине равнины, от испуга пришло в движение, и животные разбежались во все стороны. За одним из буйволов шел Кихоро. Своими дикими возгласами он гнал его к нашему укрытию. Буйвол с покрытыми пеной ноздрями, мыча и громко стуча по грунту копытами, побежал вдоль зарослей. И тут Патриция отпустила гриву Кинга и издала тот самый звук, который я очень хорошо запомнил, потому что именно при этом звуке исполинский лев чуть было не бросился на меня. Кинг прыгнул и перемахнул через кусты. И вдруг у меня перед глазами возникла картина, которую я видел в книгах, по которым учился читать, и которая навязчивым образом преследовала меня на протяжении всего моего детства: несущийся в бешеном галопе буйвол, а на нем сидит, словно всадник, лев, вгрызающийся клыками в его горбатый затылок.
Фантастическая пара исчезла в зарослях и в клубах пыли. Кихоро присоединился к нам. А Патриция все еще смотрела в ту сторону, куда буйвол унес вцепившегося в его спину Кинга. В чертах Патриции никакого сходства с чертами ее отца не было. Однако как же они были похожи друг на друга в это мгновение! Или, точнее, насколько же похожим показалось мне выражение, промелькнувшее на нежном и гладком лице девочки, на выражение лица Буллита, когда он с мучительной страстью вспоминал времена, когда беспощадно, не покладая рук убивал животных!
Внезапно Патриция приложила ухо к земле и прислушалась…
– Все, – сказала она, вставая.
Я мысленно представил себе, как падает обескровленный буйвол.
– Ты же ведь так любишь животных, – сказал я Патриции. – А разве тебе не жалко этого буйвола?
Девочка удивленно посмотрела на меня и ответила:
– Но ведь должны же львы есть, чтобы жить.
Я вспомнил маленьких гепардов, которые отрывали куски мяса от туши зебры.
– Да, все верно, – сказал я. – Ведь у Кинга, наверное, тоже есть семья.
Патриция вдруг резко побледнела, и на лице у нее напряглась каждая мышца. Губы ее жалобно сморщились. Я даже подумал, что сейчас она заплачет. Однако она сдержала себя и посмотрела на меня пристальным взглядом, в котором трудно было что-либо понять.
– Вполне возможно, – сказала она.
К машине мы шли молча.
VII
Я так долго принимал горячую ванну, что Буллит нашел меня в ней почти заснувшим.
– Ха-ха! – воскликнул он. – Все ароматы маниатты, не правда ли?
Его людоедский смех наполнил хижину. После чего он сказал:
– А вот когда дело дойдет до внутренней дезинфекции, то я буду не прочь составить вам компанию.
Едва мы успели пригубить наш первый стакан виски, как послышались яростные крики за ближайшими от моего жилища зарослями колючих деревьев. Буллит напряг слух.
– Вроде бы вакамба, – сказал он.
Десяток негров, одетых в хлопчатобумажное рванье, босоногих, но вооруженных копьями и тесаками, подошли к крыльцу. Их сопровождали несколько рейнджеров.
Буллит вышел к ним и стал на верхней ступеньке. Вакамба, размахивая оружием, встретили его оглушительными криками.
– Дикари в чистом виде, – сказал мне Буллит, улыбаясь. – Они даже не говорят на суахили. А я из местных диалектов только его и знаю. Придется звать Кихоро. Он из их племени.
Старый одноглазый следопыт возник перед хижиной словно по мановению волшебной палочки. В его речи было столько ярости, что кровь прилила к его мертвому глазу и закрыла его красной пеленой.
– В этом проклятом заповеднике нет ни минуты покоя, – проворчал Буллит. – Вот теперь они утверждают, что у них украли коров, и обвиняют в этом масаев. И Кихоро, естественно, за них. Я должен ехать туда немедленно. В противном случае они пойдут туда без меня. А тогда…
Буллит поднял руки, почти коснулся навеса веранды, опустил их, опорожнил стакан и спросил меня:
– Вы поедете с нами? Это ненадолго.
Мы вшестером сели в «лендровер». Старший из вакамба и два рейнджера устроились сзади. А я сел между Буллитом и Кихоро впереди. Ружья были только у рейнджеров. Буллит запретил Кихоро брать свое ружье.
– Он с таким сладострастием перестрелял бы всех масаев, – смеясь от всего сердца, сказал мне рыжий великан.
Буллит вел машину очень хорошо, очень быстро и ехал напрямик. Возможности его вездехода явно превосходили возможности моей машины. Мы доехали до маниатты гораздо быстрее, чем я предполагал.
– Ну вот видите, я же говорил, что это не займет много времени, – сказал Буллит, спрыгивая на землю. – Само дело тоже отнимет у нас не больше времени. Следует отдать справедливость масаям:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63