В следующее мгновение смутная мысль, зародившаяся в его мозгу, приобрела вдруг совершенно отчетливые очертания: все это должно было сильно повлиять на Айрис и, скорее всего, и привело к тому, о чем несколько часов назад ему рассказала Лия. Он вздрогнул и неожиданно резко спросил, как произошел этот несчастный случай.
Штерн вздохнул:
– Во всем виновата эта война во Вьетнаме. У нас есть сын, замечательный мальчик, необычайно умный, с головой, полной разных идей… и, конечно, яростно отстаивающий свою независимость – в этом-то и заключается печальная сторона… Он стал радикалом, бунтарем, и мы потеряли с ним всякий контакт.
На мгновение он замолчал, и Пол, воспользовавшись паузой, заметил:
– Вы рассказывали мне об этом, когда я лежал в больнице.
– Да? Обычно я ни с кем не делюсь своими бедами.
– Вам тогда пришлось задержаться из-за метели, и мы несколько минут разговаривали с вами у меня в палате.
– Вообще-то, я не из болтливых, – произнес Штерн с явной тревогой в голосе, словно для него было необычайно важно, чтобы Пол это понимал. – Похоже, вам на роду написано встречаться со мной в те редкие минуты, когда я говорю слишком много.
Да, подумал Пол, такие минуты, скорее всего, были действительно очень редкими. В этом не могло быть никаких сомнений. Перед ним сидел гордый и замкнутый человек, которого лишь необычайно сильное потрясение могло заставить раскрыть кому-нибудь свою душу.
Он ободряюще улыбнулся Тео.
– Я ничего не имею против того, чтобы вас выслушать.
Ему показалось, что то же самое он сказал Штерну и в прошлый раз, но полной уверенности в этом у него не было.
– Итак, как я уже сказал, он всегда яростно отстаивал свою независимость, но сейчас, когда вырос, стал взрослым, эта его нетерпимость приняла совершенно ужасные формы. Он был арестован во время съезда демократов в Чикаго.
– Сейчас время тревожное, и молодым весьма нелегко. Не то что в годы Второй мировой войны, когда мы знали, за что боремся.
Эти банальные слова, как прекрасно понимал Пол, были небольшим утешением для родителя.
– Возможно, – произнес неожиданно резко Штерн. – Но я думаю, что и сейчас мы боремся за то, чтобы не позволить разным негодяям заглотать кусок за куском весь мир… В общем, мы с женой постоянно ссорились из-за сына. Она считает, что он, видите ли, пока просто не нашел себя. Скажите мне, ради Бога, что это такое: «найти себя»? Они что, черт возьми, не знают, кто они такие? Я просто слышать этого не могу.
– Иногда, – мягко проговорил Пол, – они действительно этого не знают.
В голове у него невольно возник вопрос: а я? Я знаю, кто я такой? Банкир, и довольно расчетливый к тому же, который день ото дня множит свое богатство; также и филантроп, находящий удовольствие в том, чтобы тратить это богатство; дилетант в искусстве и музыке, который наслаждается и тем и другим, но сам ничего не создает; иногда политик, пекущийся о несчастных и обездоленных в этом мире; любовник – или был таковым когда-то…
– В общем, его арестовали, – продолжал Штерн. – Жена хотела сразу же к нему поехать, но я подумал, да, сказать, по правде, и сейчас думаю, что он должен осознать последствия своего поступка. Как иначе он сможет чему-нибудь научиться? Идеалы – это одно, я их понимаю, но вести себя как бандит – совсем другое. В свое время я достаточно нагляделся на подобных молодчиков в Вене.
Пол попытался мысленно установить связь между сыном и травмой Штерна, и взгляд его невольно обратил я к раненой руке. Он не остался незамеченным Штерном, который мгновенно понял, о чем Пол подумал.
– В общем, мы поссорились, одно цеплялось за другое… – Он встал и подошел к окну. – Здесь темно, как в погребе. Давно надо было поднять шторы. Вам не мешает свет? Нет? – Он повернулся спиной к Полу и неожиданно добавил: – Это она прищемила мне руку дверцей машины.
Пол был потрясен. Она… Айрис… сделала это!
– Простая случайность, в этом не может быть никаких сомнений, и я повторял ей снова и снова, что я это понимаю, что любой дурак понял бы это…
Случайность. Волна облегчения прошла по телу Пола, и его бешено колотящееся сердце вновь забилось ровно.
– Но она так остро переживает свою вину… – Голос Штерна прервался.
Прерывающийся голос и величественная фигура – в голове Пола мелькнула фраза «видный мужчина» – совершенно не вязались друг с другом, и это явное несоответствие производило чрезвычайно тягостное впечатление. Пол почувствовал неловкость, понимая, что не должен присутствовать при проявлении такого огромного личного горя. Ему следовало бы сказать какие-нибудь утешительные слова, предложить что-нибудь – только вот что? – и уйти. И, однако, он не мог заставить себя подняться.
Внезапно Штерн повернулся к нему лицом и, вытянувшись в струну, как офицер на параде, подошел и встал прямо перед Полом Вернером.
– Я не должен был вести себя подобным образом перед почти незнакомым человеком. Прошу меня извинить.
– Нам всем иногда необходимо выговориться, облегчить душу, – ответил Пол. – А с незнакомым человеком всегда легче разговаривать. Как, например, в самолете, когда ты знаешь, что, по всей вероятности, никогда больше не увидишь своего собеседника. Точно так же весьма сомнительно, чтобы вам когда-либо еще довелось меня встретить.
– В самолете… Я понимаю, что вы имеете в виду. Или когда у тебя есть отец или дядя, вдвое тебя старше. Но, конечно, не друзья, во всяком случае, не в таком местечке, как это, где все всё знают друг про друга, а чего не знают, то выдумывают. – Он на мгновение замолчал. – Если бы я был католиком, то, вероятней всего, отправился бы на исповедь к священнику.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135