Остановился, взглянул на дом в окружении ярких деревьев и увидел идущую к нему Марджори.– Я увидела тебя на горе. Я хочу извиниться за вчерашнее.– Все в порядке. Я и сам был не в духе.Она дотронулась до его руки, и он механически взял ее руку в свои. Как он любил ее когда-то!Так они стояли и смотрели на утренний свет, и оба хотели понять и быть понятыми.Чтобы поддержать создавшееся настроение, он заметил:– Река отсюда выглядит серебряной.– Реки! Сколько шума из-за рек! Голубой Дунай – грязный бурый ручей и больше ничего. Но ты никогда не видел его. Ты, по большому счету, нигде и не был.– У меня не было времени.– Было. Просто ты приехал сюда и засел здесь. И не хотел никуда двинуться. Если мы уедем отсюда, мы сможем путешествовать. Твой фотоаппарат все еще лежит на полке и ждет твоей очередной книги. Как она будет называться? «Человек, его труд и окружающая среда», кажется, так?– Да, – бесцветным голосом подтвердил он.– Я слишком насела на тебя с переездом, да?– Я бы не сказал «насела». Ты просто говорила об этом.– Ты всегда прибегаешь к эвфемизмам. Ты не замечал? Нет, я наседаю.Действительно, с удивлением подумал он. Даже в мыслях я стараюсь облечь все в более мягкую форму. Как мама. И не решаюсь смотреть правде в глаза, это верно.– Хватит ходить вокруг да около, Фрэнсис. Я больше не могу. И говорю тебе открыто: я ненавижу это место! Всегда ненавидела. Раньше у нас не было возможности просто взять и уехать. А теперь есть.– Ты подумала о Мейган? – спросил он.– Не понимаю тебя! О чем ты говоришь?– Я плохо сформулировал вопрос. Я хотел сказать, что это место – убежище для нее.– Она не может прятаться здесь всю жизнь, Фрэнсис! Ей необходимо специальное обучение, чтобы дать ей то немногое, что она может усвоить, чтобы она не была просто… растением! А здесь для нее ничего нет! И кроме того, вообще неизвестно, что нас ждет, политическая ситуация очень сложная! – она заплакала. – Если бы у меня был нормальный ребенок!– Не надо, – сказал он. Он не мог выносить, когда она плакала из-за Мейган. Все из-за него, его крови, его сестры, его генов. Его вины.– А этих денег хватит, чтобы она была в безопасности всю свою жизнь! Если ты так ее любишь, почему ведешь себя, как эгоист?– Да, я люблю ее, – произнес он, вкладывая в слова особый смысл.– Вот что я скажу тебе, Фрэнсис. Я сейчас спокойна. Голова у меня ясная, я держу себя в руках. И не злюсь. Но если ты не примешь их предложение, я уезжаю. Беру Мейган и уезжаю. Кто-нибудь из моих родственников приютит меня, пока я не найду что-нибудь для нас.– Значит, ты ставишь вопрос таким образом?– Да, именно таким.Он посмотрел ей в глаза. Жесткий, напряженный взгляд. И он понял, что она сделает это.– Дай мне подумать, – попросил он. – Дай мне подумать.Ее лицо потухло:– Хорошо. Только думай не слишком долго.Она повернулась и пошла к дому, а он спустился с горы к серебристой речке и сел на камень. На кусте рядом с ним суетилась маленькая птичка, собирая травинки и веточки для своего гнезда. Он сидел так тихо, что она даже не замечала его. Недавно он точно так же сидел здесь с Мейган, показывая ей птиц. Показывал и думал, тебе не достает крошечного звена, маленькой искорки, и ты была бы совсем другой, умной и сообразительной, ты была бы с нами. О Боже, застонал он и вспугнул птичку.В воздухе стоял густой аромат дикого имбиря. Неподалеку за изгородью резвились жеребята. Что ж, если придется уехать, он, по крайней мере, оставит после себя преображенный кусок земли. Сладкие волны имбирного запаха обволакивали его. Боже мой, как же околдовало меня это место! Он подумал о своей матери: что она чувствовала, когда уезжала отсюда? И почему так упорно не хотела вернуться? Люди! Как можно надеяться понять их, если сам не понимаешь себя?И он сидел так довольно долго, пока не услышал голос Мейган. Она, наверное, ищет его, она – его тень, его Мейган, его бедная девочка.Он медленно поднялся и пошел к дому. Укрылся в прохладе старой библиотеки и набрал номер.– Мистер Алеппо, – сказал он, слова застревали в горле, – мистер Алеппо, я обдумал ваше предложение и решил принять его. Вы можете связаться с моим адвокатом.Алеппо начал говорить о том, что ему сейчас нужно вернуться в Штаты, что-то о времени – несколько недель или месяц, что-то в этом роде.– В любое время, когда вы сможете.– Вы сделали правильный выбор, мистер Лютер. Приезжайте через пару лет и вы не узнаете этих мест.– Не сомневаюсь в этом.– Вы джентльмен, мистер Лютер. Я повидал людей и сразу вижу, когда имею дело с джентльменом.Повесив трубку, он вышел на улицу и обошел дом, без всякой цели, ему просто необходимо было двигаться. Радио в кухне донесло до него обрывок песни: «О, остров под солнцем, переданныймне моим отцом,Все мои дни пою тебе хвалу…» Он вернулся к главному входу. Где-то там, в доме, ждала Марджори, решительная и напуганная, догадывался он. Что ж, сейчас он пойдет и все скажет. Мужчина должен уметь проигрывать с достоинством. Он начал здесь новую жизнь, сможет начать ее и в другом месте.Недалеко от главного входа росло большое старое дерево. Его мать сказала: мой дедушка часто прикасался к деревьям, словно говорил с ними. Может быть, и к этому тоже. И прежде чем подняться в дом, Фрэнсис приложил ладонь к древней коре и заговорил с деревом, с нежностью, без слов. Глава 22 В тенистой роще рядом с пляжем собралась толпа. Второе выступление за день. Предстоит еще третье – на другой стороне острова. С деревьев свисают голубые бумажные вымпелы с надписью золотом «Голосуйте за Курсона». Эти же слова украшают бумажные скатерти, покрывающие импровизированные столы с бесплатной едой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138