Но, естественно, это было невозможно. И поэтому он женился на мне.– Понятно!– Она, конечно, умолчала об этом, потому что это стыдно, хотя это и не ее вина. Так устроен мир.– А как все узнали?– Здесь все обо всех все знают. Большинство состоит между собой в родственных связях, если покопаться. Мы, например, поколений шесть назад породнились с семьей Да Кунья. Таким образом, в моей родословной один еврей, а остальные – шотландцы и французы.Ему хотелось услышать больше, но она вдруг сказала:– Я увлекалась генеалогией в молодости. Теперь у меня есть дела поважнее.– В молодости! – насмешливо протянул он.– Мне тридцать. Я говорила вам.– Мне тоже.– Вы выглядите старше. Думаю, так было всегда. Вы чувствуете себя ответственным за события, за людей.– Так и есть, – задумчиво отозвался Фрэнсис.Полуденный покой теплой рукой накрыл маленький сад. Когда они садились за стол, на ветках щебетали птицы. Сейчас же все погрузилось в тишину, не раздавалось ни звука, кроме плеска воды в каменном фонтанчике у стены.… но, естественно, это было невозможно. И поэтому он женился на мне. Слова повторялись и повторялись в его голове.– Я утомила вас своими разговорами? Фрэнсис вздрогнул:– Утомили? Нет, пожалуйста, продолжайте.– Лионель говорит, что я – склад бесполезной информации.– Небесполезной для меня, – вежливо ответил Фрэнсис. – Скажите, а что это за странные деревья у той стены?– Песочные деревья. В Англии пустые стручки наполняли песком и посыпали пергамент, чтобы просохли чернила. Теперь, когда вы узнали, вам стало легче?– Намного! А вот еще: кто такие креолы?– Так называют тех, кто родился здесь, но чистокровный европеец или чистокровный белый. Что еще вы хотите узнать?– У меня сто вопросов, но в данный момент я наслаждаюсь рыбой.… но, естественно, это было невозможно. И поэтому он женился на мне.– Полагаю, вы путешествовали? – спросил он.– Мы ездили за границу в свадебное путешествие. Лионель серьезно относится к работе, поэтому мы нечасто уезжаем в отдаленные края.– А вы не чувствуете, что вам чего-то не хватает, что остров ограничивает вас?– Нет. Люди в больших городах любят говорить о своей насыщенной жизни – концерты, балеты, театры, а станешь расспрашивать – никуда-то они не ходят. У меня есть коллекция записей – это моя главная причуда – и хорошее пианино. С книгами труднее. Книжный магазин у нас маленький, книги надо заказывать. Ждешь целую вечность.– Был бы рад прислать вам книг, когда вернусь домой. Или, – поправил он себя, – это сделает Марджори, если вы дадите список.– Очень мило с вашей стороны.– Расскажите, чем вы занимаетесь, помимо чтения, игры на фортепиано, лошадей и… семейной консультации, так, кажется?– Вы не смеетесь надо мной?– Почему я должен смеяться?– Некоторые смеются, вы знаете. Меня считают эксцентричной. Непрактичной, – она подперла подбородок руками, ногти у нее были недлинные, покрытые эмалью. – Но сама я считаю себя очень практичной. Вы видели, как живут здесь люди; если даже не брать моральный аспект, неразумно оставлять все, как есть. Наступит день, когда они просто не захотят мириться с существующими условиями. Такие, как Лионель, хотят, чтобы ничего не менялось, но даже ребенок понимает, что это невозможно.– Что вы предлагаете?– Мирно и постепенно изменять настоящее положение вещей. Нам нужны школы. Легкая промышленность и новые рабочие места. Жилищное строительство. Настоящая больница. Я пыталась убедить Лионеля начать строительство дороги. У него достаточно денег, вложенных в отели на Ямайке и Барбадосе. Он может осуществить это.– Но не стал?– Он дает обещания и ничего не делает. Как правительство.– Вы чувствуете себя неудовлетворенной.– Да. Вот почему я занялась общественной деятельностью.Я чувствую, что должна что-нибудь делать. Учу родителей, как кормить детей. Занимаюсь трудными детьми. Они называют их «плохими», но все из-за того, что они растут без отцов.Ее глаза собирали свет, словно призмы. Свет пробивался сквозь листву, и они меняли цвет от фиалкового до коричневого, а потом – от темного до пронзительно голубого.– Мы также, – она смотрела прямо на Фрэнсиса, – учим их, как больше не иметь детей.– Контроль над рождаемостью?– Да. Вы не одобряете?– Если люди не хотят детей, они не должны их рожать. Для блага детей, по крайней мере.– Некоторые, и черные, и белые, просто в ярости. Они говорят, что я учу этому, потому что сама не могу иметь детей.– Это злоба и глупость.– Ужасно хотеть ребенка и не иметь его, – тихо сказала она, – но хуже, когда у тебя шестеро, которых ты не можешь накормить и одеть, – она поднялась. – Вы закончили? У вас еще есть дела, и у меня тоже.Они подошли к его машине.– Вы знаете, – сказал он, берясь за ручку дверцы, – у меня странное ощущение, что я здесь уже был.– Deja vu. Бывает.– Я всегда очень чувствителен к окружающему меня: комнатам, домам, улицам. И не потому, что они красивы или значимы. Я бывал в прекраснейших местах, которые оставили меня равнодушным, и где, я знаю, я был бы несчастлив. Но я шел по улице в маленьком городке и радость наполняла меня.– Вы чувствуете это здесь? Радость?– Да. Нелепо, учитывая, что я ничего не знаю о здешних местах.– Эти места могут быть жестокими. Нужно очень любить их, чтобы примириться с этим.– Вы говорили совсем другое, когда рассказывали о карнавале и музыке.– У медали две стороны, – ответила она.Со мной, определенно, творится что-то странное, думал он.– Не уверена, что Марджори понравилось бы здесь, – сказала Кэт, – она городской житель.Он подвел черту:– В любом случае, это всего лишь мечты. Спасибо, что согласились пообедать со мной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138